Еще один «очарованный странник» - [10]

При внешнем, а еще точнее, поверхностном, сходстве земельной ренты, например, во Франции XIV в. и в современном ей Китае (историки любят такие сравнения, сводя различия к формам аренды и т.п., т.е. к несистемообразущим, вторичным признакам) рента применительно к каждому из этих случаев выражает реализацию собственности на совершенно разные вещи. Феодальная рента, как неоднократно подчеркивал в своих выступлениях В.В.Крылов, есть реализация собственности на такой природный процесс, который не только функционально, но и по своей физической сути является противостоящей человеку природой – землей. Феодал, в отличие oт рабовладельца, отчуждает не столько духовные потенции труда от реального процесса труда, сколько природные факторы труда от самого труда. «Рента» на Востоке, согласно В.Крылову, есть реализация собственности на такой «природный процесс», в котором не только различные материальные факторы сращены между собой, но не обособились духовное и материальное, внутренняя и внешняя воля; здесь «рента» реализует собственность на совокупный общественный процесс, на «общество» и «личность» во всех их проявлениях. Результат такой «ренты» – поголовная обезволенность общества.

Типология докапиталистических исторических систем, разработанная В.В.Крыловым, внутренне логична. Она демонстрирует, что каждый последующий способ производства был логическим снятием противоречий стадиально предшествующего ему. Однако, как и у любой теории систем (будь то формаций или цивилизаций), у данной теории есть одно ограничение: она не объясняет, как и почему исторически происходит переход от одной системы к другой. И это неудивительно, ведь непосредственной филиации одной исторической системы в другую не бывает.

Переход осуществляется в результате деятельности субъекта, ломающего систему; для него-то и не было до сих пор места в теории социальных систем. Крылов выстроил логически безукоризненный и обоснованный ряд: АСП – антично-рабовладельческий строй – феодализм. Однако мы знаем, что в азиатских обществах АСП не превратился в антично-рабовладельческий строй, а этому последнему в Древней Греции вовсе не предшествовал АСП. Попытка найти последний на Крите и особенно в Микенах успехом не увенчалась, скорее, речь должна идти о развитом поздневарварском обществе, «поздность» которого, впрочем, имела вполне обратимый характер. Аналогичным образом обстоит дело для афро-азиатского мира и со спонтанным возникновением (до прихода европейцев и без их влияния) феодализма или капитализма.

По схеме Крылова же получается, что одновременно с АСП на Востоке, «параллельно» с ним в историческом времени на Западе существовали сначала антично-рабовладельческий, затем феодальный, а после – капиталистический социумы, составляющие некую историческую «троичную» (не случайна схема: Древность, Средние века, Новое время) модель-целостность. Последняя и АСП противостоят друг другу как параллельные и альтернативные ряды, потоки исторического развития, а не как стадиальные формы. Логическое не совпадает с историческим. Более того, капитализм, в основе которого лежит индустриальная система производительных сил, оказывается «в одной лиге» с двумя обществами, основа которых – натуральная система производительных сил. Несовпадение систем производства с историческими комплексами производственных отношений (отчуждение воли и экономического продукта)? У Крылова ответа нет.

А нет ли чего-то более фундаментального, чем системы производства, по крайней мере, для классификации и периодизации конкретно-исторического развития в целом? Чего-то, что снимает противоречие, несоответствие между помещением в один исторический ряд двух доиндустриальных («докапиталистических») и индустриального обществ, а в другой – только одного доиндустриального («докапиталистического») и наличием стадиальной лестницы, где эти ряды оказываются не историческими альтернативами, а логическими ступеньками? Противоречия между, выражаясь марксистским языком, наличием одной формации (социальное время) в нескольких цивилизационных вариантах в афро-азиатском мире и одной цивилизации (социальное пространство) в нескольких формационных (т.е. стадиальных вариантах) в Европе?

Убежден в наличии положительного ответа на этот вопрос[12]. Более того, возможность такого ответа заложена в работах Крылова, точнее, в его методе; а вот его система  такого рода ответ, как минимум, сильно затрудняла. Он требовал перестройки системы, ее расширения и одновременно превращения в элемент более широкой теории – исторического субъекта и качественно различных потоков исторического развития и социальных систем, к чему марксистско-универсалистский ум Крылова не был готов.

Кроме того, это – на первый взгляд (но только на первый!) – грозило утратой внешней стройности, законченности, что, по-видимому, если и не пугало, то настораживало Крылова. Все это, однако, не отменяет и не подрывает базовых положений, методологических принципов теории Крылова.

V

Проблема соотношения общества и личности интересовала В.Крылова не только в контексте «докапиталистических» обществ или вообще в том или ином конкретном типе общества, но как общетеоретическая или социоантропологическая проблема. Будь то исследование общества или исследование личности, писал В.Крылов,