Эсхатология - [46]

Замелькали, взметнувшись, мечи, но я вырвал уже из рук ближайшего ружье и бил им пока оно не погнулось. Отбросил бесполезную кривую трубку, кто-то запрыгнул на меня сзади, норовя ножом пырнуть в глаз. Спереди атаковал, размахивая, саблей, офицер, чуть в стороне двое вновь целились из ружей.

Увертываясь от мельтешащего лезвия, я ухитрился, заведя назад руку, нащупать подбородок насевшего, и рванул, что есть сил. Голова, крутясь, полетела прямо в лицо офицеру, оросив брызгами. Сгусток огня ожег мне грудь, другой пролетел мимо, опалив волосы. Обернувшись, я схватил труп и запустил им в стрелявших, и вовремя. Оправившийся офицер уже заносил саблю. Я заслонился рукой.

Удар и сабля ломается, а кисть беспомощно виснет на полоске багрового мяса. Взвыв, я невредимой конечностью поймал осколок сабли и вонзил в лицо офицера.

Из последних сил я тщательно проверил лежавших и задушил раненых. Я напился крови, я выпил ее должно быть несколько ведер, но ни капли не вытекло из меня. Как из той мерзкой лохматой пиявки. Я превратился в одного из них. Я осознал очевидное внезапно и совершенно четко…

Но ничего, я вернусь и отомщу. Всем. Глубокой ночью я дополз до пещеры и завалился на кучу пепла, служившую мне постелью.

Когда я проснулся, первой мыслей моей было об оставшихся врагах. Второй – дикий, разрывающий на части изнутри голод. Мертвые глодали внутренности. Доковыляв до поляны, я застал лишь обглоданные зверьем кости. Шатаясь и падая, я брел по дороге, громко проклиная живых и мертвых, ведя ожесточенный спор, как могло бы показаться со стороны, с самим собой.

Спустя какое-то время, через застилавшую мой взор пелену я разглядел расписанную колдовскими символами тележку магу притулившуюся к обочине. Сам хозяин экипажа, высокий худой мужчина, расположившийся на привал тут же на расстеленном плаще, не выказал ни малейшего страха при моем появлении. Напротив, казалось, он только и поджидал меня. Он поднялся, отряхнул придорожную пыль с плаща, аккуратно свернул и сунул в тележку, затем извлек оттуда какой-то сверток и повернулся ко мне. Был он полностью обнажен, не считая набедренной повязки, тело сплошь сложная татуировка, светлая борода заплетена в три косички. Слегка склонив голову в приветственном поклоне, заставившем колокольчики в его ушах отозваться глухим позвякиванием, он протянул копченую ногу вепря.

– Позволь представиться, я – Тлиинак, свободный маг и следопыт. Служу тому, кто хорошо платит. Ты не должно гневаться темное создание, в мои намерения не входило причинить тебе какой бы то ни было преднамеренный вред. Поэтому теперь, когда нанявшие меня люди пресветлого князя Теркнского мертвы, а оставшиеся в живых бежали, нету причин вражды между нами, великими, я предлагаю дружбу и союз.

– Теркн? Похищение! О сколько времени потеряно! Возлюбленная! Моя! – прорычал я темным небесам.

– Да-да, молодой князь Теркна, Эммануил, в сущности, еще совсем юнец, – быстро затараторил маг, невольно отступая.

Я с вожделением впился в жесткое мясо.

Тлиинак слегка расслабился, прислонившись к бортику своей тележки он наблюдал за моей трапезой, перебирая цепкими пальцами рунные бусы, время от времени невнятно бормоча под нос.

– Природа твоя мне понятна лишь отчасти, как хотел бы я знать больше! Доволен ли сосуд предков тем скромным даром, что предложил странствующий путями познания? – заговорил он, когда я закончил.

– Да уж более чем скромным, иначе не назовешь!

Я окинул его оценивающим взглядом:

– А где же остальная туша?

Тлиинак опешил от неожиданности.

– Ну, ее нету. То есть, есть. То бишь она, конечно, была, но и мне нужно было питаться, и….

По мере того, как он говорил, он сжимался все больше, одновременно пытаясь нащупать что-то недостающее на поясе.

– То есть, ты посмел предложить нам объедки? Ничтожный червь, как ты посмел? – взревел я.

Тлиинака прошиб холодный пот.

– Я не думал, что…

Но я уже впился ему в глотку.

К вечеру, пробираясь параллельно Теркнско-Кнегтскому тракту, я выбрел на окраину поселения. Шест придорожного указателя украшали обмотанные свежие кишки, ко лбу изваяния крепилась табличка: «Сие есть начало владений Эммануила и Кларисс, достославных князя и княгини Теркна. Трепещи, чужеземец».

– Проклятый узурпатор, он еще насмехается надо мной! – гневно воскликнул я.

– Еще, еще, кровь, кровь, убивай! – алчно вопили голоса.

– Заткнитесь, вы! – в ярости заорал я, усилием воли загоняя их под гнет в глубины. И это получилось.

Крестьяне спали в своих землянках и хижинах. В загонах сонно возился скот. В жилищах, бараках и домах спали ремесленники, солдаты, торговцы, жрецы и вельможи, в тавернах дрых приезжий люд, пьяно храпели гуляки в канавах, стонали и дергались во сне нищие, бродяги и увеченные. Даже воры и разбойники вернулись в свои вертепы, дабы подсчитать награбленное и отложить ножи, сведя счеты, спали убийцы. Спало все Родовое Место. Только не спал я, крадучись пробираясь по темным кривым улочкам пропахшим мочой. Да еще не спала стража на частоколе, что теперь высился вокруг терема, перекрикиваясь и вглядываясь в кромешную тьму ночи.

Не помеха, выбрав место, куда не доставал дрожащий свет факелов, я вонзил когти в бревна и начал восхождение.