Эсхатология - [35]

Но как часто сейчас можно с прискорбием видеть оскверненные разрушенные статуи, ученых, прибитых к стенам собственных храмов невежественной толпой, а также забальзамированных мерзких уродцев, как объекты нездорового любопытства, неописуемых чудищ, порожденных природой и увечным разумом, водруженных на пьедесталы поклонения. И среди них – я, как певец любви на фоне всеобщего вырождения. Круг Знаков обернулся дважды и еще на треть, как взбунтовавшиеся солдаты растерзали вождей последнего Похода Веры, но многие Родовые Гнезда до сих пор светятся по ночам нечестивым сиянием и пепелища отмечают пройденный путь. Прошлое, будущее – о, как мой разум запутался в очередности, горе мне, ну и ладно, да пропади пропадом он!

О, вы, гнусные зажравшиеся предки, если бы могли хоть раз воочию увидеть, то чернильное светило на тусклом сером небосводе! Оно не греет, но не в этом суть. Свет, с его уходом наступает полный, окончательный мрак, глубокий, как желания, зарытые в душе. То черное солнце наших душ! Другого светила нам знать не дано.

Вдоль дорог можно часто встретить искусно выполненную из зеленого металла голову воина без нижней челюсти, на шесте того же металла, глубоко вкопанном в гнусную почву – своеобразный указатель. Чего? Мы не помним. И до основания шеста еще никому не удалось докопать. Но они отлично подходят как верстовые столбы, столбы объявлений и еще для многих других целей, суть которых вы не поймете.

Так вот, иногда можно увидеть подвешенную там глиняную дощечку, гласящую: «Все бесполезно, бесполезно, бесполезно и бесполезно. Боги давно умерли, и все не имеет смысла. Мы живем, вдыхая их тлетворный запах разложения. Наша память – это книга со снятыми семью печатями. Здесь делать больше нечего – уходите же отсюда!». И уходят. В той массе дорог, одна заготовлена для тебя. Уйти можно в любом направлении. Главное в этом, незатейливом на первый взгляд, странствии – не перепутать, иначе можно оказаться в местах совсем не приятных, так-то – попасть в Дом Предков. Живым.

Словом, все находятся в странствии. Идут куда-то, физически либо духовно. И я иду. Но уже далеко не такой как раньше.

Я миную указатель, где к зубам воина прикреплены свешивающиеся красные нити, колеблемые хладным ветром. Затем я прохожу каменный мост с обвалившимися перилами над высохшим руслом реки, и далее, мимо засохшего в незапамятные времена покосившегося дуба и символической пирамиды черепов, где посреди обдуваемого со всех сторон ветрами пространства находиться могила моей Дамы. Пирамиду уложил я. И властительницу Теркна похоронил тоже я. Теперь же я хочу просто вспомнить, как это было, оживить в памяти те немногие подлинно счастливые моменты и поговорить с моей любимой.

Помогая себе рогом, я разрываю неглубокую могилу.

Я извлекаю голову Дамы с сильно удлиненным, как у всех покойников, носом и долгой все еще роскошной копной волос. Голубые глаза давно уже провалились, а мышцы разложились, и лишь свисают кое-где с кости ссохшимися прядями. Остальное тело я даже не стал разрывать, не было смысла, а что до головы – ее я открутил еще когда приходил сюда в первый после захоронения раз.

До сих пор меня преследует протестующий треск шейных позвонков, а то неподатливое мясо, которое пришлось буквально перегрызать! Только не подумайте, что я пришел насыщаться, либо удовлетворять свои бушующие страсти еще каким-либо неестественным образом. Никогда, еще никогда в своем уме я не позволял себе такого, да и не тянуло.

Я просто пришел проведать мою ненаглядную и поговорить с ней. И ничего больше. И остается тоже.

Впервые я увидал княжну-регентшу Теркна, когда стояла она на балконе терема, наблюдая за турниром в ее честь.

Я специально не буду описывать ее внешность, дабы посмеяться вы не смогли бы над моим убогим вкусом, или позавидовать. Это личное. Мое. И ее.

Ее образ дьявольски завладел бедным моим рассудком, и долго стоял я, вызывая зубоскальства и насмешки недостойных, как молнией пораженный. И ее прекрасному нетленному образу много посвятил я смертей в тот памятный день: первый был щеголеватый франт с рукой левой волочащейся оземь. Но отчего так презрительно скривился ее божественный лик, и ушла она, как будто все затеянное мной делалось не ради ее лишь одной?

Ушла она. С балкона, повернувшись спиной ко мне. Ко мне?

Так я научился ценить человеческую жизнь, жизнь презренных червей. Как оказалось, в Теркне не приветствовались умерщвления развлечения ради, или по прихоти. Таким образом, бросив к ее ногам окровавленный труп, я запятнал невинной кровью ее честь. Что ж, я прибыл в Теркн из отдаленных гористых и жестоких краев, и проникся дикостью тех мест. Мне еще многому предстояло учиться.

Конечно, меня схватили. Потрясенный ее внезапным уходом, я не оказывал сопротивление, хотя мог. От позорного повешенья меня спасло вот что.

Уже будучи препровождаем к темнице, мы, я и моя стража, обнаружили ее оцепленной и страшная весть достигла ушей наших. Оказалось, во время рядовой потасовки в близлежащей таверне, стража не распознала схваченного вместе со всеми остальными участниками дебоша оборотня. А ночью, воздав почести кровавой луне, он без труда перекусил стальные прутья решеток и вышел, чтобы погубить всех, кто не успел спастись, а после прошествовал в терем, дабы гордо и спесиво воссесть на княжеский трон. Где и сейчас находиться, пожирая мясо жертв своих, да без особого труда расправляясь с немногими отважившимися проникнуть внутрь смельчаками. И повернувшись решительно к начальнику стражи, я попросил обратно оружие свое, ибо виноватым, будучи, почел с честью сложить голову.