Эрос - [46]

Шрифт
Интервал

– Ага. Значит, из Федеральной разведки? Звучит устрашающе.

– Это долгая история. Шеф наверняка еще расскажет вам об этом, я не хочу предвосхищать события.

Я предложил Лукиану Кеферлоэру выпить со мной бокал вина. Минуту-другую он раздумывал но затем согласился и сел напротив меня, в шезлонг под центральным окном. Я поднял бокал за его здоровье.

– Вы меня недолюбливаете, правда? Вы против этого проекта.

Лукиан тихо ответил, что это, в общем-то, верно, но не нравится ему лишь сам проект, а против меня он ничего не имеет.

– Считаю, что писать подобную книгу – весьма спорная затея. Но я не собираюсь вам мешать. Кто знает, может, это необходимо. Здесь трудно дать однозначную оценку.

– А собственно, – заговорил я как можно более непринужденным тоном, – что же такое там строится?

– Место для захоронения. Гробница.

Его откровенность поразила меня.

– Да что вы?!

– Шефу осталось жить не так уж долго, и он хочет, чтобы его похоронили в собственном парке.

– Разве такое возможно? Ведь по нашим законам людей полагается хоронить исключительно на кладбищах…

– Видите ли, такие персоны, как Александр фон Брюккен, обладают определенными привилегиями. Даже если ты мертвый Александр фон Брюккен. В крайнем случае, если этот парк не будет давать покоя властям, им придется объявить его кладбищем.

– Изысканно.

– Многое в жизни – лишь вопрос того, как назвать предмет, с какой стороны на него посмотреть. Думаю, шеф не захочет приостановить строительные работы. Но, если желаете, я попрошу его об этом. Ведь о вашем удобстве я обязан заботиться в первую очередь.

Я ответил, что не нужно беспокоиться, что шум мне нисколько не мешает и я очень виноват, что разбудил его.

Лукиан ответил, что все равно не спал, и пожелал мне доброй и безмятежной ночи.

День третий

Май 1961

Вуппертальский университет, актовый зал между Рольфом и Софи происходит жаркий спор который становится роковым в их жизни. В бумагах фон Брюккена хранится запись этого чрезмерно громкого разговора.

– Я хочу, чтобы у меня была нормальная семья! Давно пора, в нашем-то возрасте!

– Рольф, у меня на носу окончание университета!

– Ну и что? Как раз удобный момент.

– А если я провалюсь на экзаменах? Тогда мне придется повторить курс, а если у меня на шее будет еще и засранец…

– Не засранец, а ребенок. Мой и твой. Как ты можешь так говорить?

– Я не хочу детей. Может, потом, не сейчас.

– Но мы можем по меньшей мере пожениться! Хотя бы ради моих родителей. Мы могли бы жить счастливо!

– Могли бы. Но не живем.

– И ты говоришь это мне прямо в лицо?…

– А куда прикажешь говорить тебе это? В задницу?…

Я вернул фон Брюккену запись диалога.

– Что-то я не все понимаю. Кто-то прятался за колонной и стенографировал их разговор?

– За колонной или где-то еще, не знаю. Но парочка ссорилась действительно громогласно.

Фон Брюккен посмотрел в сторону, затем на потолок, потом понурил голову и сказал, что собирал то, что было можно. Ведь он являлся коллекционером. Страстным коллекционером. И не надо смотреть на него с таким укором.

В 1961 году Софи получает степень магистра политологии и не собирается беременеть. Рольф предпринимает последнюю попытку переубедить ее, но безуспешно. После этого он довольно неожиданно разрывает с ней все отношения.

Софи давно уже вынашивала планы после окончания университета переехать из ФРГ в ГДР, но начавшееся строительство Берлинской стены умерило ее пыл. Она сомневается, молено ли насильно осчастливить людей, пусть даже совсем недалеких? Допустимо ли «заживо хоронить» их за бетонной стеной? Постепенно Софи понимает, что одной ее убежденности в идеалах социализма недостаточно для того, чтобы противостоять угнетению, и что ее представлениям о справедливом социализме как о логическом общественном прогрессе, отвечающем чаяниям людей, нанесен сокрушительный удар.

Что же ей делать дальше? Опять садиться за кассу супермаркета? Теперь, когда Рольф больше не помогает ей материально и родители Биргит покинули этот мир, не оставив после себя ни пфеннига, Софи приходится все труднее. КПГ окончательно запретили. Биргит дает ей взаймы без процентов. Софи берет эти деньги, чтобы поразмыслить на досуге о своей дальнейшей жизни. Она решает заниматься наукой и получить ученую степень. Софи принимает активное участие в первых пасхальных маршах против ядерного вооружения Германии[14] и берет на себя организаторские функции. На предвыборном плакате ХДС[15] красуется портрет Аденауэра: «Никаких экспериментов!». Софи проливает слезы из-за гибели собаки Лайки, космической путешественницы.[16] Суд приговорил Адольфа Эйхмана[17] к смертной казни, приговор приведен в исполнение. Софи пишет письмо Ханне Арендт,[18] но письмо теряется на почте. Так и не дождавшись ответа, она начинает считать всех философов высокомерными зазнайками, а саму себя – серостью, недостойной даже переписки. Элвис Пресли проходит военную службу в Германии, на Кубе приходит к власти Кастро, Кеннеди становится президентом США, Гагарин покоряет космос, Пеле повелевает кожаным мячом, Мэрилин Монро умирает а Кеннеди объявляет себя берлинцем.[19] Софи влюбляется в Камю – нет, конечно, в его работы тоже, но немаловажную роль здесь играет и внешность мыслителя. К сожалению, Камю, как и Джеймс Дин, тоже отправился к праотцам.


Еще от автора Хельмут Крауссер
Сытый мир

Хаген Тринкер по фатальному стечению обстоятельств не вписался в поворот и выброшен на обочину жизни, в мир бомжей и бродяг, который соседствует с «сытым миром», пытаясь ему противостоять…