Ермолова - [21]

Большую роль в ее первых шагах на пути самообразования сыграли Щепкины, муж и жена.

Род Щепкиных, во всех своих ответвлениях, был одним из известных среди московской интеллигенции, начиная с 30–40-х годов. Трудно перечислить всех, кого он дал юриспруденции, филологии, искусству, – начиная с великого артиста Михаила Семеновича Щепкина, именем которого и ныне зовут Малый театр. Митрофан Павлович – двоюродный племянник Михаила Семеновича – был очень культурный, умный человек. В 70-х годах он вместе с Неручевым издавал журнал «Русская летопись». Дом его был средоточием писателей, профессоров, журналистов передового направления. Всем известно, какой восторженный отзыв он поместил в своем журнале, под псевдонимом А. К-ч, после дебюта Ермоловой. Он не ограничился статьей, выражавшей его восхищение, а познакомился с юной артисткой и был первым, заговорившим с ней серьезным, до той поры не слыханным ею языком. Он внушал ей, что артист должен быть и гражданином. Руководил ее чтением. Жена его, Калерия Петровна, взялась ей давать уроки языков.

К Калерии Петровне, женщине выдающейся, Мария Николаевна питала большое доверие. Нередко в ее письмах попадаются фразы вроде: «Не оставляйте меня, вы такая умная, к вам иногда так хочется обратиться за советом, спросить что-нибудь, вы мне можете помочь…» Или: «Когда мы увидимся, скажите мне, милая, о моих недостатках, откровенно заметьте все дурное, вас я послушаюсь, потому что очень люблю вас…»[22]

Без ложного стыда, без самомнения юная артистка шла к своим друзьям за помощью и советами и претворяла их в дело. Она хранила особенное чувство благодарности к Митрофану Павловичу, потому что он первый угадал в ней дарование и высказывал это горячо и искренно. Рецензия его известна, повторять ее не стану, но приведу письмо Щепкина, написанное через двадцать лет после этой рецензии.

Вот отрывок из этого письма (30 января 1890 г.):

«Не знаю, как благодарить вас, дорогая М. Н., за вашу добрую память обо мне. Поистине я тронут вашим письмом. Вызвало оно во мне самые светлые, дорогие воспоминания молодости, со всеми увлечениями, когда жилось светлее и яснее, когда наслаждение театром составляло одну из серьезных потребностей жизни… И вот тогда-то явились вы в «Эмилии Галотти», «как гений чистой красоты»… Вспоминаю я и последние строки того, что я писал тогда о вашем дебюте. «Храните, развивайте ваш божественный огонек…» и т. д. И вы не только сохранили его, но торжественно вынесли артистическим пламенем из мрака закулисной, театральной жизни. Тогдашняя молодая, чуть не девочка, – а теперь Ермолова, любимица московского общества… Чего же еще? Сегодня надеюсь увидеть в «Федре» московскую Рашель. О боже, сколько я вынес тогда наслаждения от этой богини театра!»

Он мог бы смело прибавить, что одним из тех, кто помог начинающей артистке донести свой огонек и заставить его разгореться в яркое пламя, был он и тот кружок, который Мария Николаевна нашла у него в доме. Оттуда идет, например, ее знакомство с профессором Стороженко, бывшим одним из ее «учителей», как признавала она сама, считая его наравне с Сергеем Андреевичем Юрьевым, много сделавшим для ее развития.

Николай Ильич Стороженко был родом украинец, но представлял собой тип настоящего русского интеллигента 70-х годов. Окончив университет, он посвятил себя изучению Шекспира, которого любил страстно. Он жил долго в Англии, специально занимаясь Шекспиром, и получил степень доктора Оксфордского университета. Душевно – это был кроткий, бесхитростный, светлый человек. Мария Николаевна особенно заинтересовала его как выразительница героических образов классического репертуара. Многие молодые профессора тогда увлекались дарованием Марии Николаевны, открывающим такие богатые возможности проведению их идеалов, и всячески старались помочь юному таланту в его стремлении к развитию. Он был одним из наиболее энергичных в этом смысле. Беседы с ней о пьесах, которые она играла, книги, рекомендуемые ей для прочтения (в частности, Стороженко познакомил ее с такими не известными русским актрисам того времени произведениями, как «Гамбургская драматургия» Лессинга и «Размышления о театральном искусстве» Тальма), разбор ее исполнения – были те формы общения с Стороженко, которые так благодарно ценила впоследствии Мария Николаевна. Стороженко руководил и ее чтением о Шекспире.

Расцвет отношений Стороженко с Марией Николаевной относится к этому первому десятилетию ее «формировки», после которого роль его как руководителя Марии Николаевны кончилась. Но отношения оставались неизменно дружескими. Мария Николаевна всегда говорила о Николае Ильиче с нежностью и была очень расстроена его смертью.

Третьим «учителем», по ее же словам, был знаменитый Сергей Андреевич Юрьев. Кто из старых москвичей не помнил этого замечательного человека и его многосторонней одаренности! Их отношения также начинаются с «Эмилии Галотти». С первых шагов Ермоловой он зорко следил за развитием ее таланта. Он, так же как Стороженко, пожалуй, даже еще усерднее, потому что у него был огненный темперамент во всем, что касалось дела, беседовал с ней, делал указания по литературе. Оба склонялись над одной книгой, оба одушевлялись горячей ненавистью к поработителям народа и страстной жаждой разрушения его цепей, призывом к освобождению. Из этих чтений, из этих бесед родилось знаменитое событие в истории русского театра – постановка пьесы Лопе де Вега «Овечий источник». И Юрьев и Стороженко были не удовлетворены тем репертуаром, который приходилось играть молодой артистке, по их мнению, ей не в чем было развернуть свои силы. И вот Юрьев выбрал шедевр Лопе де Вега, пьесу «Овечий источник», рисующую восстание крестьян против тирании владельца поселка Овечий источник. Это восстание вызвано юной Лауренсией, дочерью старшины, поруганной и обесчещенной тираном в самый день ее свадьбы. Она вырывается из его рук, прибегает на тайную сходку односельчан и обращается к крестьянам с пламенным монологом: