Эркюль Пуаро и шкатулка с секретом - [10]

– Какое ты имеешь право говорить кому-то «добро пожаловать» в моем доме, милый? – с наигранной суровостью перебила его Клаудия. – Не забывай, что ты и сам гость.

– Тогда будем считать, что я сделал это от твоего имени.

– Невозможно. Я бы сказала что-нибудь совсем другое.

– Вы уже высказались, мадемуазель, и очень красноречиво, – напомнил ей Пуаро.

– Значит, ты уже надерзила им, очаровательница моя? Не обращайте на нее внимания, джентльмены. – Он протянул руку. – Кимптон. Доктор Рэндл Кимптон. Рад встрече с вами обоими.

У него была очень необычная манера разговаривать – настолько, что это бросилось мне в глаза буквально с первого взгляда, да и Пуаро, я уверен, тоже заметил. Когда Кимптон что-то говорил, его глаза то вспыхивали, то снова гасли, и так каждые несколько секунд. Казалось, он нарочно то включал, то выключал их, подчеркивая то или иное слово. Из-за этого складывалось впечатление, будто каждое третье-четвертое слово доставляло ему особое наслаждение.

Я мог поклясться, что Пуаро говорил мне: жених Клаудии – американец. Но у него не было и следа акцента, по крайней мере, я ничего такого не заметил. Пока я раздумывал над этим, маленький бельгиец сказал:

– Для меня большое удовольствие познакомиться с вами, мистер Кимптон. Но… Леди Плейфорд говорила мне, что вы родом из Бостона, из Америки?

– Да, это так. Полагаю, вас удивляет, что я говорю не по-американски? Надеюсь, что нет! Видите ли, оказавшись в Оксфорде, я приложил немало усилий, чтобы стряхнуть с себя прошлое. К Оксфордскому университету не идет никакой акцент, кроме английского.

– У Рэндла вообще талант стряхивать с себя прошлое, не правда ли, милый? – сказала Клаудия довольно резко.

– Что? О! – Вид у Кимптона сразу стал несчастный. Выражение лица мгновенно переменилось. Да и у нее тоже; теперь она смотрела на него, словно учительница на непослушного ученика, явно ожидая, что он скажет в свое оправдание. Наконец он тихо заговорил: – Дражайшая моя Клаудия, не разбивай мне сердце намеками на мою самую предосудительную ошибку. Джентльмены, однажды я на долю секунды, по недомыслию, убедив прежде эту чудесную женщину согласиться стать моей женой, усомнился в своих чувствах…

– Рэндл, кому здесь интересно слушать, как ты подвергаешь себя самобичеванию за свои прошлые грехи? – все тем же тоном строгой наставницы прервала его Клаудия. – Кроме меня – я всегда получаю от этого удовольствие. И, предупреждаю, тебе еще не раз придется оплакать свою пагубную трусость в моем присутствии, прежде чем я соглашусь назначить день нашей свадьбы.

– Дражайшая, клянусь, что буду неустанно порицать, поносить и осыпать себя упреками с сегодняшнего дня и до самой моей смерти! – Кимптон произнес эти слова совершенно серьезно, сверкнув при этом глазами. Казалось, они оба забыли, что мы с Пуаро здесь.

– Вот и хорошо. Значит, мне нет нужды избавляться от тебя немедленно. – И Клаудия внезапно улыбнулась так искренне, словно все сказанное ею до сих пор было шуткой.

К Кимптону мгновенно вернулась его прежняя уверенность. Он взял ее руку и поцеловал.

– Дата нашей свадьбы будет назначена, и скоро, моя дорогая!

– Вот как? – Смех Клаудии прозвенел веселым колокольчиком. – Что ж, посмотрим. В любом случае твоя решимость мне по душе. На земле нет другого мужчины, который мог бы завоевать меня дважды. А может быть, и однажды.

– Нет того, кто был бы так одержим тобой и предан тебе, как я, моя божественная драгоценность.

– Вполне верю, – отозвалась Клаудия. – Я даже вообразить себе не могла, что когда-нибудь надену это кольцо снова, и вот оно, опять на моей руке. – И она полюбовалась большим бриллиантом на среднем пальце своей правой руки.

Мне показалось, что Клаудия тихонько вздохнула, но звук потонул в шуме открывающейся двери. На пороге стояла молоденькая горничная. Ее светлые волосы были уложены в пучок, который она нервно теребила.

– Мне надо приготовить комнату для аперитива, – пробормотала она.

Клаудия Плейфорд наклонилась к нам с Пуаро и громко прошептала:

– Когда будете пить, не забудьте сначала понюхать. Филлис – дуреха, каких мало; кто знает, чего она может туда плеснуть. Сама не понимаю, почему мы ее еще терпим. Для нее что портвейн, что вода из ванной – никакой разницы.

Глава 4 Нежданный поклонник

В своей жизни – как личной, так и профессиональной – я не раз сталкивался с одним феноменом: повстречав большую группу людей впервые, я всегда почему-то знаю, с кем из них мне будет легко и приятно общаться, а с кем – нет.

Вот почему, когда, переодевшись к обеду, я спустился в гостиную и застал там большое общество, то сразу понял, что мне надо держаться ближе к тому юристу, о котором уже говорил мне Пуаро, – к Гатерколу. Его рост оставлял далеко позади обычное представление о том, что такое «высокий мужчина», и он стоял, слегка ссутулившись, точно надеялся таким образом приблизиться к уровню окружающих.

Не ошибся Пуаро и в другом: Гатеркол действительно выглядел так, словно ему было неуютно в собственном теле. Его руки висели как плети, и каждый раз, стоило ему шевельнуться хотя бы немного, они вздрагивали и мотались из стороны в сторону так, что казалось, будто он резким и неуклюжим движением пытается стряхнуть с себя нечто невидимое для окружающих, то, что прилепилось к нему и не дает покоя.