Эринкаль - [27]

— Значит, ты знаешь, о чем я думаю? — Девушка потянула меня за руку, предлагая сесть, и вынула из мешка бинты. Хм, а она не плохо подготовилась и почему я не видел всего этого, когда мешки шерстил с ее тряпками?

— С чего ты взяла? Я же не телепат!

— Потому что по эмоциям можно прочитать мысли, так говорил наш учитель.

— О! — Появление Рона почему-то стало для нас неожиданностью. — Неужели ты слышала хоть что-то, о чем он говорил? Не верится даже!

— Иногда мне было интересно, — Исса старательно делала равнодушный вид, не показывая, как ее обидело замечание брата.

— Ладно, извини, я не хотел тебя обидеть, но ты ведь действительно не слишком хотела учиться…

— Да, — девушка старательно закрепила край бинта и с удовольствием посмотрела на свое творение, — о чем сейчас очень жалею. Если бы я больше слушала Поланэля, многих проблем удалось бы избежать.

— Хм, сестренка, а что это на тебя нашло?

— Ничего! — Девушка резко вскочила на ноги и унеслась в лес, крикнув, чтобы не смели соваться за ней.

Переглянувшись, мы синхронно покачали головами, и Рон растянулся на земле рядом со мной, точно также устало прикрыв глаза.

Глава 11

Три месяца назад

Проснувшись, я не сразу открыл глаза. Просто восхитительно лежать под одеялом на теплой мягкой кровати и ни о чем не думать! Вот только не думать у меня получалось не так уж и долго, а когда мысли все же навалились всем скопом, стало не до расслабления. Подскочив, я как обычно поморщился от резкой боли и замер, настороженно осматриваясь. Нет, я конечно же помнил где нахожусь, почему и как тут оказался, вот только осторожность еще никому не мешала.

Комната, как я и предполагал, была пуста, не считая меня, разумеется. На окнах развевались легкие летние занавесочки приятного желтого цвета, словно для контраста с мебелью. Вся обстановка целиком и полностью была старинной, причем выполнена в одном стиле, очень мне приглянувшемся. Мне вообще всегда нравилась мебель, которую делали люди, быть может потому, что они вкладывали в нее душу? В отличие от светлых, дроу не свойственно обожествление деревьев, а если еще учесть и наши условия проживания (то бишь горы), то становится ясным, что приоритеты совсем другие. Так, например, мой клан издревле считался наместником Бога горы — Тартуса, о чем все свое существование спорил с гномьими общинами, правда, зная нашу репутацию, старавшимися держаться подальше от поселений темных.

Кровать стояла ровно посередине, чуть ближе к противоположной от входа стене и была приукрашена огромным никчемным балдахином. Отойдя к окну, я расслабленно прислонился к холодной каменной стене и принялся осматриваться дальше. С левой стороны от входа стоял одинокий стул, странной изогнутой формы. Он был выполнен в виде кленового листа, причем каждая прожилка, словно живая проявлялась на теплого цвета древесине. С правой возвышался гигантский шкаф, полностью распространившийся в углу. Интересно, кому только нужен подобный монстр? Дальше по стене, немного не доходя до окна, притулился чуть скособоченный трухлявый стол, еле стоящий на тоненьких фигурных ножках, почему-то пяти. На столе почти ничего не было, кроме старой заляпанной чернильницы и нескольких чистых листов бумаги, что я проверил единственным брошенным в ту сторону взглядом.

Обернувшись в другую сторону, я снова чуть задержал глаза на привлекательном стуле, стоял бы он поближе, обязательно опробовал, и внимательно всмотрелся в висящую за кроватью картину, поскольку ничто больше не могло развлечь усталое сознание.

Рама была небольшой, что удивительно, учитывая все остальное, без всевозможных изысков принятых в оформлении. Самая обыкновенная древесина аккуратно порезана лентами и выложена по краям холста. Само же творение неизвестного автора, не оставившего потомкам подписи, меня почти не заинтересовало. В бытность ребенком, я часто посещал дворцовые галереи, их у нас, как ни странно, было три. В основной, самой богатой и посещаемой были представлены работы известных мастеров, достойные художники требовали достойных затрат, а потому, под их работы отводилось семь обширных залов.

Вторая галерея была семейной. Туда напротив не допускались посторонние, поскольку никому кроме потомков не интересны лики давно сгинувших предков. И третья — самая интересная на мой взгляд — стихийная. Картины здесь не были подобраны специально, не имелось тематического путеводителя и даже оформление у некоторых хромало на все конечности, но все же… не знаю почему, но именно в эту галерею я ходил чаще всего. Конечно, не все картины имели художественную ценность, зато стиль и качество имели точно. Наверное, меня туда тянуло еще и потому, что история попадания в дом почти каждого произведения мне была доподлинно известна.

К примеру, одна картина, написанная молоденькой девушкой, не имевшей даже зачатков профессионального образования, но оттого не менее прекрасно обращающейся с палитрой. Изображение жеребца приглянулось мне на центральной площади провинциального человеческого городка, название которого я выпустил из головы почти сразу, как его покинул, зато память о девушке, понуро сидевшей на буртике фонтана осталась на долгие года. Она тогда так обрадовалась, что кто-то прельстился ее «мазней», что отдала мне картинку почти бесплатно, сказав «на память». Да, именно память и сохраняется в веках. На полотне маслом изображен конь. Темной масти, он не имел особой стати, запоминающейся расцветки или выдающегося сложения. Нет, конь был самым обыкновенным, потрепанным жизнью, я бы сказал. Но что-то в его взгляде так и говорило о гордости, не сломленной воле и свободе. Вокруг бушевал ветер, клоня к самой земле верхушки деревьев, а он стоял, крепко привязанный к перевязи и единственное что позволил себе, это прижать к голове уши.