Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк - [180]

. При этом он не сказал ни слова об «Орлеанской девственнице» и о трактовке образа Жанны д’Арк в эпоху Просвещения[2853], чего, как и следовало ожидать, не смог простить ему епископ Дюпанлу.

Уже 1 июня 1878 г. (т. е. через день после собрания в театре Гаите) он написал Гюго открытое письмо, в котором кратко приводил те же доводы, что и в письме членам муниципалитета Парижа[2854], а также заявлял, что Вольтера вообще не стоит считать французом, ибо жил он в Швейцарии, хотел умереть в Пруссии, а будь он помоложе, так и вовсе принял бы русское подданство[2855]. Именно Вольтер вместе с Руссо, рассуждал епископ Орлеанский, породил Дантона и Робеспьера, за что уже подвергался справедливой критике[2856]. Теперь же его сравнивают с Иисусом Христом, а это — настоящее святотатство[2857].

Однако ни продолжить свою борьбу с наследием великого мыслителя, ни довести до конца начатый им процесс канонизации Жанны д’Арк епископ Дюпанлу уже не успел. Он умер 11 октября 1878 г., оплаканный своими сторонниками, оставив после себя память самого преданного поклонника Девы[2858]. Как мне представляется, это событие в какой-то степени стало причиной полной остановки рассмотрения в Риме подготовленных под его руководством материалов ординарного процесса 1874–1875 гг. Попытки дополнить их петициями французских прелатов, предпринятые преемником Дюпанлу, монсеньором Пьером Куйе (1878–1893), во второй половине 1878 г.[2859], ни к чему не привели: Конгрегация обрядов сочла их количество неудовлетворительным[2860]. В очередной раз осложнившиеся отношения папского престола с республиканской Францией также не способствовали продвижению данного вопроса: Эдмон Сежурне отмечал, что в Ватикане в начале 1880-х гг. Жанну д’Арк рассматривали «скорее как знаменитую героиню [прошлого], нежели как святую»[2861].

И тем не менее, в 1879 г., во время пребывания в Риме епископа Сен-Дье[2862], Лев XIII (1878–1903) официально уведомил французскую делегацию о совершенно особой причине, по которой этот процесс был остановлен. Он полагал, что почитание Орлеанской Девы достигло на ее родине таких масштабов, что оно противоречит одному из основных принципов канонического права — принципу non cultu, а потому делает ее официальное причисление к лику святых совершенно невозможным[2863]. Иными словами, по мнению папы, во Франции уже существовал культ святой Жанны д’Арк. И даже если данное противоречие было выдумано Львом XIII и обусловлено исключительно политическими обстоятельствами[2864], именно оно дает нам право утверждать, что к концу 70-х гг. XIX в., спустя 450 лет после появления Жанны д’Арк на исторической сцене, ее соотечественники признали в ней не только посланницу Свыше, не только истинного пророка и мученицу за христианскую веру, но прежде всего — свою святую покровительницу.

Заключение История продолжается…

Рассказ о превращении Жанны д’Арк в святую здесь заканчивается, как заканчивается и ее вторая «жизнь» — история самых различных «масок», которые примеряли своей героине французские авторы на протяжении XV–XIX вв. Возможно, читатели упрекнут меня в нежелании продолжить повествование и довести его до официальной канонизации Орлеанской Девы в 1920 г. В свое оправдание скажу лишь, что отнюдь не исторические (и во многом хорошо известные) факты интересовали меня в этом исследовании. Мне прежде всего хотелось отследить механизмы формирования представлений о святости Жанны д’Арк на протяжении почти пятисот лет, миновавших с момента ее гибели вплоть до того момента, когда о ее культе заговорили по всей Франции; понять, как возникала и какие трансформации переживала эта идея в умах просвещенных европейцев под влиянием политических событий, конфессиональных споров, литературных и художественных веяний.

Хочется верить, что мне удалось решить эту задачу и в полной мере продемонстрировать, насколько представления о святости оказываются зависимыми от общественно-политических, религиозных, правовых и социальных ценностных ориентиров, от общих культурных установок людей того или иного столетия. Осознание этого факта приводит нас, как мне кажется, к логическому выводу о весьма сложном пути формирования во французском обществе эпохи Средневековья и Нового времени идеи святости Жанны д’Арк. Прежде всего — о его многоэтапном и дискретном характере. В противовес существующему в современной историографии традиционному мнению о том, что установление «действительной святости» Девы стало результатом единовременных усилий, предпринятых католической церковью и близкими ей политическими деятелями второй половины XIX в., я полагаю, что данная идея развивалась постепенно — с середины XV в. до конца XIX в.

Первым этапом этого процесса, как мне представляется, следует считать период с 1429 г. (т. е. с момента появления Жанны д’Арк на исторической сцене) по конец XV в., когда французскую героиню впервые стали воспринимать как возможную новую святую королевства.

Анализ самых ранних откликов на эпопею Орлеанской Девы, к которым в первую очередь относятся материалы трех возбужденных в отношении нее судебных процессов, показал, что в это время главной парадигмой, в рамках которой происходило освоение и толкование ее образа французским образованным обществом, явилась доктрина