Ёпсель-мопсель - [10]

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Да что они сейчас делать-то могут? Только катаются и яйца свои катают! Мне и одной совсем даже неплохо.

АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Уж чего хорошего-то, чего? Одна-разъединенька живешь? ( Дверь приоткрывается и выглядывает ЯРИЛ.) Не открывай! Там Терминатор стоит! А ну-кась в постель! Пропал бутан! Пойду приужахну! ( Уходит. ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА сидит некоторое время, пытается смотреть телевизор, затем встает и, осторожно ступая, идет на кухню, где АНТОНИНА под гитару поет песню. Сначала она стоит в дверях и слушает, потом проходит и садится рядом с домохозяйкой.

Сон Веры Павловны.

Вере Павловне снится странный сон:

Синим кобальтом покрыт небосклон,

На нем из желтого кадмия круг,

И изумрудные травы вокруг - целый луг...

Чудное пение божественных сирен

Манит, завлекая в сладкий плен,

Но, захочешь уйти не дадут:

Красные тени стоят там и тут - ждут...

Вернись скорей, Вера Павловна!

Вернись назад, Вера Павловна!

Вера Павловна, вернись скорей,

Вернись назад, в мир людей!

Выстроены в ряд хрустальные дворцы,

В них сидят взаперти их творцы,

А из слоновой кости замки

Вырастают как грибы-поганки - из ямки...

Ах, а это!? Куда не ступи,

Вместо асфальта - золотой настил!

Но, захочешь уйти, - не дадут:

Красные тени стоят там и тут - ждут...

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. А вы хорошо поете! И голос у вас низкий, как у мужика... А мы фильму смотрели, "Неоконченная пьеса для механического апельсина", Кубрикова, кажется... Говорят, вроде известный, не знаю...

АНТОНИНА. А я ничего не смотрю. Говорят, вредно, облучение, и все такое прочее. А недавно включила - какие-то цветные квадратики полчаса показывали. Не знаю, что за передача...

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Может, тогда хоть радио? ( Включает. Пауза.) Ой, этот Жар!

АНТОНИНА. А, по-моему, Тархундиев!

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. В смысле - жара.

АНТОНИНА. А я вот сижу и грущу, думаю о своей жизни. Так она и проходит: за частыми пьянками и нудными разговорами на запущенных кухнях, за регулярными прогулками по магазинам и томительным совершением мелких покупок, за светлым ожиданием завтра и ленивым ничегонеделанием... А ведь так и пройдет...

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Никто не даст нам избавленья...

АНТОНИНА. Изабелла, вы когда-нибудь любили?

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Да. Нет. Я не знаю.

АНТОНИНА. А я да. Я и сейчас люблю.

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Хотите, я покажу вам свои фотографии? ( Раскрывает перед ней альбом и тут же захлопывает.) Нет! Нет. Эти фотографии... Они уже пожелтели... Я думала, они только после смерти, а они уже, уже пожелтели... Я думала, они только после смерти, а они уже, уже желтые... А ведь так же пожелтеет и сморщится кожа, кожа на моем лице... Лицо не может не иметь цвета... Оно или красное, или белое, или желтое... А когда все в порядке, телесного цвета. Наверно, мы бестелесные, когда нам слишком хорошо... А когда плохо...

АНТОНИНА. Ничего. Все будет хорошо. Все там будем. У меня ведь тоже такой кризняк... На каком-нибудь там овощехранилище вместе с другими корнеплодами гниют и плоды моих былых побед.

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. ( Обнимает АНТОНИНУ. Мне кажется... Кажется, я... ( Они встают и танцуют под медленную музыку. Врывается бабушка.)

АГРИППИНА ПАНТЕЛЕЙМОНОВНА. Да вырубите вы энто! Ужой спать пора, а вы тут бесчинствуете! Завтра будете...

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Все, все меня завтраками кормят... А что завтра? Известно, что... Если бы старость могла...

Третяя сцена.

АНТОНИНА лежит на ковре лицом вниз и плачет навзрыд. Входит ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА.

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что случилось?

АНТОНИНА. Я поняла.

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что ты поняла?

АНТОНИНА. Жизнь, в которой торжествуют материальные блага, - это смерть, духовная смерть!

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Кто тебе сказал?

АНТОНИНА. Я сама дотумкала!

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ерундистика какая-то! Жизнь торжествует над смертью и смеется ей в лицо: ха-ха-ха!

АНТОНИНА. ( Загибает пальцы на руке и шевелит губами.) Сосчитайте сами! Сосчитайте, кто придет на ваши похороны.

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ты что, тронулась?

АНТОНИНА. Это не я. Это Девил. ( Берет книгу и читает.) Если вы полагаете, что люди очень интересуются вами, ответьте, пожалуйста, на вопрос: сколько людей придет на ваши похороны, если вы завтра умрете? А?

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Ну и сколько ты насчитала?

АНТОНИНА. Пока только двоих!

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Кто это, если не секрет?

АНТОНИНА. Моя мать. Мой отец. И... все!

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что, и все?

АНТОНИНА. Как мне паршиво! Как пусто внутри! Пусто снаружи! Как будто что-то потеряла, а что - не знаю. Одна ведь я, одна. Нету у меня ни друзей, ни подруг... Никому я не нужна... Никто не любит меня. Никто! Никто не жалеет. Наверно, я сама виновата. Я боялась, что меня будут жалеть. Боялась! Я хотела выглядеть сильной. Мне было стыдно своих слабостей. Стыдно, пока я не поняла: жалеть - значит, любить... И всех-всех людей нужно пожалеть...

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Что, и меня тоже?

АНТОНИНА. И вас тоже...

ИЗАБЕЛЛА ЮРЬЕВНА. Спасибо, конечно, за откровенность, только не надо меня жалеть - у меня все путем...

АНТОНИНА. А у меня - нет. Никого не любила. Никого не жалела. Никого и никогда. Кроме себя. Себя одной. Вот и сейчас лью эти слезы по себе, только по себе. Бедная я, несчастная... Я случайное создание, не изведавшее любви... Плод, перезревший и сгнивший прямо на ветке. Я человек с атрофированными чувствами. Я инвалид. Руки-ноги на месте, но чего-то нет. Любви и жалости. Не к себе, а к другим... Я несчастная, несчастная... Ненавижу себя!