Эпоха Возрождения - [20]

Федор Курицын имел возможность написать свое сочинение на основе письменных источников и устных рассказов, услышанных во время пребывания в Венгрии и Молдавии. Задержанный в 1484 году в Турции, дипломат получил и вынужденный досуг, который мог использовать для письменных занятий, и к этому времени, видимо, и следует относить время написания «Сказания» – то есть через семь лет после смерти Цепеша.

Однако можем ли мы утверждать, что Курицын мог адекватно оценить события, происходившие в Валахии? Важно учитывать, что автор, описывая Валахию, собирал сведения в Венгрии (и, возможно, в Молдове). Валахия оставалась для него непознанной страной, в которой он никогда не был, и потому католическая Венгрия в повести Курицына зримее и понятнее, чем православная Румыния. Валахия у Курицына мифична, ведь автор, с одной стороны, использовал для создания текста устные анекдоты, в которых информация подавалась согласно фольклорно-мифологическим законам, с другой стороны, «Сказание» само строилось в традициях былинного творчества. Румыния изображена сказочным государством без каких-либо этнографических особенностей и названия столицы. Валахия предстает страной Дракулы и суровых и сильных (вроде Влада Монаха) воевод, а сам Дракула – демоническим государем со всеми подобающими атрибутами: жестокостью, остроумием, даром колдуна. Однако его образ отнюдь не противопоставляется привычному на Руси образу властителя. Скорее, этот образ изначально строится как ирреальный, похожий на правителей в ставших популярных позднее сказаниях о «повелителях Востока».

Уже само начало «Сказания» настраивает читателя против главного героя: «Был в Мунтянской земле (то есть в Валахии) воевода, христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракула, а по по-нашему Дьявол. Так зломудр был, что каково имя, такова была и жизнь его». Так что толкование имени Дракулы как «сына Дьявола» встречается уже через несколько лет после смерти Влада. Это связано с тем, что во время «информационной войны», которую вел Корвин против Цепеша, имя валашского господаря «сын Дракона» стали рассматривать как указание на апокалиптического «великого дракона, древнего змия, называемого диаволом и сатаною, обольщающего всю Вселенную».

Все «Сказание» посвящено жизни Влада Дракулы, которая изобилует зверствами и убийствами. Однако, в отличие от немецких и венгерских источников, русские летописцы пытались найти для жестокостей Влада более благородные объяснения и расставляли акценты так, чтобы те же самые поступки выглядели в данных обстоятельствах и более логично, и не так мрачно. Недаром легенды о Дракуле стали популярны во времена значительно более жестокого деспота – Ивана Грозного, который, по-видимому, многому научился у описанного в летописях «сына Дьявола». Так что можно утверждать, что русские источники относились к Дракуле скорее благожелательно.

Популярными легенды о Дракуле стали и в Западной Европе, где кровожадную изощренность воспринимали в качестве некоей восточной экзотики, абсолютно неуместной в «цивилизованной» державе. Но и там нашлись подражатели: Джон Типтофт, граф Уорчестер, наслушавшись об эффективных «дракулических» методах во время дипломатической службы при папском дворе, в 1470 году стал сажать на кол линкольнширских мятежников. Но его кровавая инициатива не нашла поддержки: самого графа Уорчестера казнили. Согласно приговору, его поступки противоречили законам страны.

Предания о «жестоком правителе Дракуле», распространяясь по миру, проникли и в Валахию, где широко растиражированные истории о деяниях «великого изверга» трансформировались в псевдофольклорные повествования. Эти сказания на самом деле не имеют ничего общего с теми народными преданиями, которые были записаны фольклористами XIX века в районах Румынии, непосредственно связанных с жизнью Дракулы. Они колоритны, во многом совпадают с иностранными источниками, но в качестве опоры для поиска истины служить не могут. Что же касается турецких хроник, то оригинальные эпизоды, не совпадающие с немецкими произведениями, заслуживают более пристального внимания. В них турецкие хроникеры, не жалея красок, описывают жестокость и храбрость наводившего ужас на врагов Казыклы-бея и даже признают тот факт, что он обратил в бегство самого султана.

Проанализировав источники XV столетия, можно уверенно утверждать, что Дракула не совершал приписываемых ему чудовищных преступлений, так что сравнения со Сталиным, Гитлером и другими «демоническими личностями» неуместны. Влад Цепеш действовал в соответствии с жестокими законами войны и не менее жестокими нравами своего времени. Уничтожение агрессора на поле боя нельзя приравнивать к геноциду мирного населения, в коем Дракулу обвинял заказчик анонимного доноса. Рассказы о зверствах в Трансильвании, за которые Цепеш и получил репутацию чудовища, оказались клеветой, преследовавшей конкретные корыстные цели.

Один из современных исследователей-любителей решил проблему соотношения правды и лжи о Цепеше просто. Он решил: раз немецкие источники поносят Влада, а русские – выгораживают, возьмем только те рассказы, которые содержатся и там, и там. Эти уж точно будут соответствовать истине. Увы, такой метод неправилен. Русские манускрипты написаны, как уже доказано учеными, на основе немецких. Они изображают Цепеша в несколько более умеренных тонах, но уж если ему было приписано какое-то деяние, то оно так и осталось приписанным, лишь с другим объяснением. Так что если в немецком источнике содержалась ложь, то в русском она тоже осталась. Но что делать, других описаний этих событий не найдено.