Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир - [51]
Шерлок проваливается в Зазеркалье, в котором обычные законы логики и дедукции не действуют. Именно поэтому он, начиная с «Его последнего обета», раз за разом ошибается, просчитывается. Все его умозаключения и расчеты срабатывают лишь отчасти: так, в серии «Шесть Тэтчер» Шерлок ищет в разбитых бюстах драгоценный камень, а находит флешку с прошлым Мэри; он выслеживает истинную виновницу гибели товарищей Мэри, но столь вызывающе упивается своим открытием, что пропускает главное – наличие оружия, из которого Мэри будет застрелена. Реальность вывернута подобно галлюцинации Хауса, когда, пережив покушение на жизнь, он пытается вернуться к практике, но все, что происходит, не поддается его пронзительному клиническому взгляду.
Вывернутая, «зазеркальная» реальность проявляет себя и в том, как сшивается ткань повествования. Помимо неожиданных сюжетных ходов (обнаружение сестры, разборки в духе Бонда, разговоры с умершей Мэри) присутствует еще и полное смешение жанров. Классический «шерлоковский» стиль начала серии «Шесть Тэтчер» сменяется шпионским детективом, с поисками секретных агентов, разоблачениями и искусными маскировками. «Бондиана» неожиданно обрубается гибелью Мэри Уотсон – и сериал разворачивается в сторону психологической драмы, в которой процесс горевания Джона выходит на первый план. Наркотические трипы Шерлока показаны в стиле фильмов Гая Ритчи, а в еще большей степени – фильма Дэнни Бойла «На игле»; наконец, финал отсылает главным образом к психологическому фильму ужасов «Пила» (и его сиквелам), в котором психопат-убийца заставляет своих пленников убивать друг друга (а также к уже упомянутому «Звонку»).
Все эти резкие жанровые сломы происходят на фоне намеренной цитатности и заштампованности сюжетных поворотов. В этом смысле создатели руководствуются той же логикой, что и автор эпизода «Гром среди ясного неба» («Доктор Хаус», 7:15), где состояние души героини передается рядом снов, жанровых сценок, полных штампов и клише – нарочитых, вплоть до прямой пародии (от ситкома до фоссовского «Весь этот джаз»). Нельзя не упомянуть также то, что в четвертом сезоне в злодейском амплуа задействован Тоби Джонс, который когда-то играл Повелителя Снов в «Докторе Кто» (та самая серия, где героям предложен выбор между двумя снами). И когда Шерлок отказывается от выбора, навязанного ему Эвр, и направляет револьвер на себя, он, по сути, делает то же, что и Доктор, который отказывается поверить в реальность Повелителя снов и взрывает ТАРДИС, или же Хаус, убивающий пациента, чтобы освободиться от галлюцинации.
Мы уже говорили о том, что в финале «Невесты» Шерлок освобождается и живет во всех временах сразу. В четвертом сезоне он, подобно Сэму Тайлеру из «Жизни на Марсе», отправляется в свое прошлое, которое одновременно и мир мертвых. Ему нужно найти и отпустить неупокоенного друга, победить хозяйку подземного мира – и только тогда двоемирие, двойное зрение, наконец, отступит. Он со всех сторон окружен призраками – то Мэри в своих предсмертных видео обращается к нему, то Мориарти грозит (также с экрана) загробной местью. Наконец, сама Эвр представляет себя потерянной девочкой в самолете, терпящем крушение, и ее детский голос так же передается через телефоны и громкоговорители – на самом деле из прошлого Шерлока и Майкрофта. И когда Шерлок раскрывает секрет своей детской травмы, он наконец проникает в «самолет» Эвр (а по сути – в ее детство) и спасает ее. Этим он окончательно закрывает дорогу в собственное прошлое и возвращается в настоящее. Призраки исчезают, Эвр очеловечена, и мы видим Шерлока и Джона среди полицейских машин – в сцене, идеально отзеркаливающей финал «Этюда в розовых тонах», самого первого эпизода сериала>53. В последних кадрах Шерлок и Джон восстанавливают Бейкер-стрит – то пространство, в которое их поместил когда-то их создатель.
>1 – Oh, you have a case, then, a new one? – An old one, very old. I shall have to go deep. – Deep? Into what? – Myself. (Sherlock: The Abominable Bride). Эта глава писалась до выхода четвертого сезона Шерлока (в январе 2017 г.), в эпилоге мы разбираем свежевышедший сезон.
>2 См., напр.: Манн Ю. Русская литература XIX века. Эпоха романтизма. М., 2007; Вацуро В. Заметки на полях «Косморамы» В.Ф. Одоевского // Новое литературное обозрение. 2000. № 42.
Современная наука знает множество примеров сосуществования и взаимовлияния гуманитарных и естественных дисциплин. В сферу интересов гуманитариев все чаще попадают области, связанные с бытовыми сторонами человеческой деятельности, среди которых прежде всего — судебное право, медицина, психология, культура повседневности, образование. Объединение методик гуманитарных и естественных наук породило ряд междисциплинарных интеллектуальных течений, среди которых особенно выделяется literature and medicine.Предмет настоящей статьи — обзор исследований LM.
В конце XIX века европейское искусство обратило свой взгляд на восток и стало активно интересоваться эстетикой японской гравюры. Одним из первых, кто стал коллекционировать гравюры укиё-э в России, стал Сергей Китаев, военный моряк и художник-любитель. Ему удалось собрать крупнейшую в стране – а одно время считалось, что и в Европе – коллекцию японского искусства. Через несколько лет после Октябрьской революции 1917 года коллекция попала в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и никогда полностью не исследовалась и не выставлялась.
Одну из самых ярких метафор формирования современного западного общества предложил классик социологии Норберт Элиас: он писал об «укрощении» дворянства королевским двором – институцией, сформировавшей сложную систему социальной кодификации, включая определенную манеру поведения. Благодаря дрессуре, которой подвергался европейский человек Нового времени, хорошие манеры впоследствии стали восприниматься как нечто естественное. Метафора Элиаса всплывает всякий раз, когда речь заходит о текстах, в которых фиксируются нормативные модели поведения, будь то учебники хороших манер или книги о домоводстве: все они представляют собой попытку укротить обыденную жизнь, унифицировать и систематизировать часто не связанные друг с другом практики.
Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.
Культура русского зарубежья начала XX века – особый феномен, порожденный исключительными историческими обстоятельствами и до сих пор недостаточно изученный. В частности, одна из частей его наследия – киномысль эмиграции – плохо знакома современному читателю из-за труднодоступности многих эмигрантских периодических изданий 1920-х годов. Сборник, составленный известным историком кино Рашитом Янгировым, призван заполнить лакуну и ввести это культурное явление в контекст актуальной гуманитарной науки. В книгу вошли публикации русских кинокритиков, писателей, актеров, философов, музы кантов и художников 1918-1930 годов с размышлениями о специфике киноискусства, его социальной роли и перспективах, о мировом, советском и эмигрантском кино.
Книга рассказывает о знаменитом французском художнике-импрессионисте Огюсте Ренуаре (1841–1919). Она написана современником живописца, близко знавшим его в течение двух десятилетий. Торговец картинами, коллекционер, тонкий ценитель искусства, Амбруаз Воллар (1865–1939) в своих мемуарах о Ренуаре использовал форму записи непосредственных впечатлений от встреч и разговоров с ним. Перед читателем предстает живой образ художника, с его взглядами на искусство, литературу, политику, поражающими своей глубиной, остроумием, а подчас и парадоксальностью. Книга богато иллюстрирована. Рассчитана на широкий круг читателей.
Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.
Когда мы говорим о кино, мы прежде всего обращаем внимание на художественную его наполненность, на мастерство актеров, на режиссерские решения, сценарные изыски и качество операторской работы. Выдающиеся картины (актеры, режиссеры и проч.) получают премии, утверждающие и подтверждающие их художественную ценность, и в этом ключе потребитель, усредненный массовый зритель, и мыслит о кино. Однако в обществе победившего и доминирующего капитализма на второй план отходят рассуждения о продукте кинопроизводства как о товаре, а о самом кинематографе – как об индустрии товарного фетишизма, в которой значение имеют совершенно иные показатели и характеристики, которые определяет и направляет вполне видимая рука капитализма…
Не так давно телевизионные сериалы в иерархии художественных ценностей занимали низшее положение: их просмотр был всего лишь способом убить время. Сегодня «качественное телевидение», совершив титанический скачок, стало значимым феноменом актуальной культуры. Современные сериалы – от ромкома до хоррора – создают собственное информационное поле и обрастают фанатской базой, которой может похвастать не всякая кинофраншиза. Самые любопытные продукты новейшего «малого экрана» анализирует философ и культуролог Александр Павлов, стремясь исследовать эстетические и социально-философские следствия «сериального взрыва» и понять, какие сериалы накрепко осядут в нашем сознании и повлияют на облик культуры в будущем. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.