Эпоха рыцарства в истории Англии - [204]

«Христос, – говорит Совесть, – сделал меня пилигримом,

И должна я бродить до конца мира,

Чтобы найти Петра Пахаря и уберечь его от Гордости».

Глава XII ХРИСТОС ПРОСТОЛЮДИНОВ

«Англичане на самом деле страдали все это время, по в конце они так жестоко отплатили за это, что это, возможно, было большим предупреждением. Ибо никто не смел смеяться над ними; господин, который возвысил их и поверг их в бездну, находится в состоянии тяжкой угрозы своей жизни... Нет под солнцем народа, настолько опасного, когда речь идет о простолюдинах, как народ Англии».

Фруассар

Всего лишь на некоторое время после вступления на престол нового короля, в надежде, возбужденной новым царствованием, раздоры, разделявшие правителей королевства, были прекращены. Уильяму Викенгемскому вернули все его церковные владения и доходы, Питера де ла Мара выпустили из замка Гонта в Ноттингеме, а Гонт лично, ненавидимый всеми герцог Ланкастера, помирился с лондонцами, продемонстрировав свою преданность и добрую волю, упав на колени перед мальчиком королем и прося его простить жителей за их мятежное поведение против него. Проехав из Тауэра по ликующим улицам со своим товарищем по нарушению городских вольностей, лордом Перси, маршалом со своей стороны, он нес меч Curtana на коронационной церемонии юного короля, «прекрасного, как новый Авессалом»[457]. «Это был день радости и счастья, – писал хронист, – давно ожидаемый день возобновления мира и законов страны, долгое время находившихся в загоне из-за слабости старого короля и алчности его придворных и слуг». Спустя три месяца на церемонии открытия нового парламента в октябре 1377 года, герцог встретил обвинения своих врагов речью, в которой он объявил, что никто из его предков не был предателем, но все они были достойными и преданными людьми, и что было бы странным, если бы таковые и нашлись, ибо ему есть что терять и гораздо больше, чем кому-либо другому из подданных королевства.

Хотя при этом из-за подозрений, которые имели отношение к Ланкастеру, он отошел от основного руководства делами, совет регентов, который управлял страной вместо него, вскоре оказался в большом затруднении. Война все более вела к катастрофе. Потеря власти на море и вражеский контроль Ла-Манша все портил. Остров Уайт был захвачен и оккупирован французской армией; Фоуэй, Плимут, Мельком Регис, Пул, Гастингс, Рай и Грейвсенд были разграблены и сожжены. Рыболовецкий флот Ярмута был разбит, устье Темзы, которое должно было охраняться бонами и приором Льиса, который руководил ополчением восточного Эссекса против французских захватчиков, находилось под угрозой захвата врагами. Когда спалили Грейвсенд, был такой переполох, что лондонские ворота были усилены опускающимися решетками и навесными башнями (барбаканами), а также через реку была протянута цепь, соединившая две наскоро построенные башни для защиты Пула и двух десятков небольших бухточек и причалов, расположенных вдоль северного берега Темзы, через которые и осуществлялась вся торговая деятельность столицы. Даже внутренние города, подобно Оксфорду, были приведены в состояние боевой готовности к защите.

При этом никакого нашествия так и не случилось, если не считать обычные набеги шотландских разбойников на Нортумберлендские долины. Мастерство английского населения южного и восточного морских побережий и эстуариев, кормившегося за счет моря, и довольно долгое время используемых в целях континентальных захватов, мало-помалу самовозродилось. Когда французский транспорт появился в Саутгемптонских водах, губернатор, сэр Джон Арундель, вышел в море на лодках вместе с лучниками и изгнал его. А раздраженный захватом шотландцами, французскими и испанскими пиратами купеческого конвоя рядом со Скарборо, богатый лондонский зеленщик и член парламента по имени Джон Филпот[458] снарядил на свои собственные средства эскадрон и выиграл дело в проливе, вернув большинство из потерянного добра и захватив пятнадцать испанских кораблей и их шотландского командующего.

Ибо хотя Англия больше и не обладала верховенством, заставлявшим ее бояться, на уровне местной власти здесь не было недостатка в отважных сердцах. Сэр Хьюго Колвли, тот «кто не спал на своем посту», и чей послужной список начинался с битвы при Креси, вышел морем из Кале, сжег Булонь и разграбил ярмарку в Этапле. Когда в 1378 году бретонцы восстали против своего правителя из династии Валуа, а десант, посланный им на помощь, был остановлен намного превосходящими французскими силами, старый флибустьер, действовавший в качестве адмирала, заставил хозяина своего корабля повернуть назад, чтобы спасти своих людей, «отказавшись со своей обыкновенной храбростью уходить, пока он не увидит, что все другие люди находятся в безопасности». Его изображение в полном вооружении все еще покоится на великолепной коллегиатской церкви, которую он основал в Банбери на те деньги, которые добыл в войнах. Его друг и товарищ, чеширец сэр Роберт Ноллис, служивший лейтенантом у младшего сына Эдуарда III Томаса Вудстокского, также покрыл себя славой, совершив летом 1380 года марш из Кале в Бретань по старому и хорошо знакомому маршруту через Артуа, Шампань и Луару, и тем самым сохранив армию от катастрофы при осаде Нанта.