Эпоха Плантагенетов и Валуа. Борьба за власть (1328-1498) - [70]

), который действовал через своих подчиненных (magister solutor operum), имевшихся в каждом бальяже или сенешальстве. Должностные лица, отвечавшие за сугубо техническую часть работ, в числе которых самыми важными были мастер-каменщик (как Раймон де Тампль) и мастер-плотник, ведали почти всем королевским строительством. Они были, как мы сказали бы сегодня, главными архитекторами. Частое поручение заказов художникам и скульпторам также рано привело к созданию более или менее постоянных должностей (pictores regis, peintres du roi, imagiers). Уже при Иоанне II два мастера носили титул «художник короля»: с 1350 г. Жирар Орлеанский и с 1351 г. Жан Кост. Нечто подобное происходило и в Бургундии при Филиппе Храбром. Жан де Марвиль был живописцем и комнатным слугой (imagier et valet de chambre) герцога, и мы уже видели, как возник этот официальный пост. Некоторые входили в состав придворного штата короля или герцога в качестве комнатных слуг (valets de chambre), церемониймейстеров (ushers), оруженосцев (esquires) и приближенных (familiares). He позднее 1313 г. иллюминатор по имени Масио был сделан комнатным слугой при дворе Филиппа Красивого, и такого же положения впоследствии были удостоены другие художники. В связи с вступлением на престол Иоанна Жирар Орлеанский, который с 1328 по 1350 г. неоднократно нанимался французской короной, внезапно упоминается как «наш возлюбленный приближенный…художник и церемониймейстер нашего зала». После пленения короля при Пуатье, когда придворный штат по необходимости был сокращен, Жирар тем не менее оказался в числе тех, кто сопровождал пленного короля в Англию и оставался с ним там все время, сначала в роли «слуги покоев», а затем — в «valet de chambre». Несомненно, он был в каком-то роде личным компаньоном Иоанна, и о характере их отношений, возможно, свидетельствуют шашки, сделанные им для короля в годы плена. После смерти Иоанна в 1364 г. Жирару наследовал Жан Орлеанский, комнатный слуга, на смену которому в 1404 г. пришел Франсуа Орлеанский, по-видимому, его сын; очевидно, что все они находились в родственных отношениях. Однако, хотя Карл V сохранил эту семейную должность, он также назначал своих собственных художников, в их числе Жан де Бандоль из Брюгге, который в 1368 г. стал «художником короля» и, возможно, в 1378 или 1379 гг. был допущен в придворный штат. К концу XIV века должность комнатного слуги при дворах королей и принцев стала обычным назначением для писателей, художников и ремесленников, удовлетворявших их вкусы: ювелиров, шпалерных мастеров, иллюминаторов, вышивальщиков и музыкантов. Ту же тенденцию можно проследить и в историографии. Хотя происхождение официальной составляющей французской истории до сих пор остается загадкой, известно, что с какого-то момента в XIII веке короли Франции стали платить монаху Сен-Дени как «хронисту Франции», результатом чего стало стабильное ведение в королевском аббатстве исторических записей вплоть до 1420 г. («Большие хроники» и «Хроники монастыря Сен-Дени»).

Пеший бой на турнирной арене (en champs clos); «Жизнь и деяния Ричарда Бошана, графа Уорика» Джона Роуза, ок. 1485 г.

Хотя в том году традиция официального историографического центра была прервана, она получила продолжение в «Латинской хронике» Жана Шартье (ум. 1464 г.), охватывающей период между 1422 и 1450 гг. С 1422 по 1450 г. официальным хронистом являлся Жан Кастель, внук Кристины Пизанской, который был монахом Сен-Мартен-де-Шамп, а в дальнейшем — аббатом Сен-Мор-де-Фосс; однако будущее было за мемуаристами — Тома Базеном (1412–1491 гг.) и Филиппом де Коммином (ок. 1447–1511 гг.), которые в силу их близости к королю должны рассматриваться в тесной связи с официальными историками. Сходное, хотя и не во всем, развитие событий можно наблюдать и в Бургундии. Как Филипп Добрый, так и Карл Смелый поощряли труд историков и держали их на жалованьи. Если мы не видим свидетельств их активного патронажа по отношению к рыцарским хроникам Ангеррана де Монстреле и гораздо более талантливого Матье д'Экуши, которые совместно довели повествование Фруассара до 1460 г., то хроники Жоржа Шатлена и «Мемуары» Оливье де ла Марша пользовались широкой поддержкой герцогов. Оба автора сделали свою карьеру при бургундском дворе, где они занимали несколько доходных должностей, и принимали участие в ряде дипломатических миссий. В 1455 г. Шатлен был сделан постоянным историографом бургундского дома и получил резиденцию в принадлежавшем самому герцогу Отель-Саль-ле-Конт в Валансьенне; при Карле Смелом он стал рыцарем Золотого руна и был назначен историографом ордена. Хотя было бы ошибочно думать, что эти хроники составляли «бургундскую школу», на что указывал сам Шатлен («Я не англичанин, не испанец, не итальянец, но француз, ибо я описал подвиги двух французов, из которых один — король, а другой — герцог»), тем не менее сам факт, что герцоги Бургундские были щедрыми патронами, неизбежно означает, что их протеже смотрели на события с бургундской точки зрения, и суть герцогской политики, несомненно, заключалась именно в том, чтобы побудить их к этому. Уже хотя бы это мешало хронистам отстраниться от традиционного видения политики и прежних способов написания истории, однако в «Истории Карла VII и Людовика XI» Базена и особенно в «Мемуарах» о Людовике XI и Карле VIII Коммина появляется новая установка. Эти мемуаристы описывали правление по-новому образно и продемонстрировали знакомство с официальной информацией и политическую осведомленность, которых недоставало их предшественникам; и все же их судьбы сложились совершенно по-разному. Выросший в Нормандии в годы английской оккупации, Базен служил французской короне, однако в итоге искал прибежища в Бургундии. Как мы видели во Франции Базен принял сторону знати, чувствовавшей себя оскорбленной и сопротивлявшейся постепенному усилению механизма королевской централизации. Коммин, с другой стороны, хотя и был по рождению, как Шатлен, подданным бургундского дома и провел шесть лет на службе у Карла Смелого, был переманен к себе на службу Людовиком XI. Хотя Коммин отдавал себе отчет в том, какими опасностями чреват новый порядок, он был убежден, что только сильный король может спасти Францию от междоусобной войны. Умение вычленить из описываемых ими событий политическую идею — вот что отличало обоих авторов от их предшественников.