Эпоха Плантагенетов и Валуа. Борьба за власть (1328-1498) - [11]

Прежде всего, в Англии носить титул графа не значило в действительности владеть территорией одноименного графства. Тридцать девять широв (графств) неравной величины, на которые делилась страна, были единицами административного деления, а не феодальными владениями. Начиная с эпохи нормандского завоевания Англии, лены, маноры и владения (honores) высшей знати были разбросаны по всей стране и никогда не образовывали обширных имений в одном месте. Во всей Англии оставалось только два палатината, недоступных для королевских чиновников: Честер, тем не менее вновь вошедший в состав королевского домена, и Дарем, подчинявшийся власти епископа. В 1351 г. графство Ланкастерское было превращено в палатинат, пожалованный одному из самых надежных и опытных королевских наместников — Генриху Гросмонту, получившему титул герцога, а после его смерти перешло к Джону Гонту, второму сыну короля. Однако даже герцоги Ланкастерские уступали крупным вассалам французского короля, поскольку палатинаты едва ли могли служить оплотом подобного могущества: как и все прочие графства королевства, включая владения маркграфов, они не были регионами, обладавшими внутренним единством, только им свойственными чертами или долгой историей провинциального сепаратизма.

Важные отличия имели место и в среде мелкой знати двух стран. В Англии рыцари широв как местные землевладельцы, обладавшие если не состоянием, то положением в обществе, были активно задействованы в работе органов местного самоуправления и королевской администрации; некоторые из них, представляя ширы в парламенте, играли важную роль и на более высоком государственном уровне. В силу того, что обязанности такого рода зачастую считались обременительными, поддержание воинского статуса требовало значительных расходов и, безусловно, в силу того, что многие землевладельцы уделяли все большее внимание управлению своими имениями, численность рыцарского сословия заметно уменьшалась, несмотря на существование мощной прослойки эсквайров и «потенциальных» рыцарей. Эдуард I и его преемники упорно, но безуспешно пытались обязать эту категорию землевладельцев (лиц, имеющих доход определенных размеров) независимо от их происхождения вступать в ряды рыцарства. Во Франции не было ничего подобного. Даже законодательные постановления о праве «мертвой руки» преследовали иные цели и имели иные результаты. Изданный Эдуардом I статут 1279 г. служил одной цели — остановить безудержный рост церковной собственности, который вел к уменьшению доходов феодальных землевладельцев и уменьшал их способность нести воинскую повинность. В то же время во Франции ордонансы 1274 и 1290 гг., во многом преследовавшие ту же цель, помимо прочего, облагали высоким налогом монастыри и лиц незнатного происхождения, приобретавших лены, что позволяло компенсировать ущерб, причиняемый феодалам, на том основании, что духовные лица и представители неблагородного сословия были неспособны нести военную службу за свои земли. Возможно, подобное несходство было в большей степени обусловлено различиями в обязанностях феодальной знати двух стран, а не расхождением в юридических терминах, применяемых к знатному сословию; однако на протяжении XIV века разница становится все более заметной. К 1400 г. французская знать, как следствие возложенной на нее обязанности нести воинскую службу, в большинстве случаев освобождалась от чрезвычайных налогов, тогда как в Англии, где воинская повинность утратила прежнее значение, к знати формально принадлежали только светские бароны, получавшие от имени короля вызов на заседание парламента в палату лордов (в 1436 г. их было 51).

Еще одно существенное отличие заключалось в том, что в Англии быстрее получили распространение нефеодальные договоры, посредством которых крупные лорды могли обзаводиться огромным числом слуг, чиновников, клиентов и зависимых лиц разного рода, получавших от лорда плату, содержавшихся за его счет или получавших от него пропитание и одежду. Каждый крупный магнат должен был содержать штат прислуги, соответствовавший его положению в обществе, чиновников, управлявших его имениями, и свиту, охранявшую его особу и подчеркивавшую его достоинство. В течение почти всего XIII столетия лорды могли пользоваться этим, вознаграждая своих людей земельными наделами в зависимости от исполняемой ими службы, но поскольку статут 1295 г. (Quia emptores) положил конец субинфеодации[4], появилась необходимость в договорах, основанных на денежных отношениях. Решением проблемы стали контракты с наемными слугами и пожалование ежегодной ренты, в обоих случаях соглашение могло заключаться на несколько лет или пожизненно. Принять от лорда вознаграждение или содержание значило связать себя с ним. Таким путем человек мог обеспечить себе защиту и покровительство могущественного лорда, а лорд, в свою очередь, мог нанять на службу и завербовать в ряды своих сторонников многих людей, не обязательно являвшихся его вассалами, от рыцарей и эсквайров, советников и юристов до поваров, брадобреев и лакеев. Крупный магнат вроде Джона Гонта в разное время нанимал на оплачиваемую службу до нескольких сот человек, при этом составлялись договоры в форме контрактов и жалованных грамот. Менее состоятельные сеньоры не нанимали такого количества слуг на пожизненный срок, поскольку они становились для имения тяжким бременем; гораздо экономичнее было назначать временную плату или содержание соседям, арендаторам и другим людям, искавшим покровительства. Форма, цель, срок найма и взаимные обязательства зависели от эпохи и от магната; Столетняя война способствовала распространению договоров подобного рода, однако появились они задолго до ее начала.