Эпоха Павла I - [11]

Французы отступали шаг за шагом, не сдавая без боя ни пяди земли. И все же русские упорно шли вперед. На следующий день Суворов занял Альтдорф и, спеша на помощь Римскому-Корсакову, решил пойти к месту назначенного заранее соединения, деревне Швиц, по самой короткой и самой трудной дороге — через хребет Росток, — используя две узкие горные тропы, по которым в это время года поднимались только самые смелые и опытные охотники за горными козами.

Оставив для прикрытия небольшой отряд в Альтдорфе, Суворов в пять часов утра 16 сентября начал подъем в горы. Впереди снова шел Багратион. Через двенадцать часов он перевалил через хребет и вышел в Мутен — деревню, лежавшую уже в долине. Солдаты Багратиона пятнадцать верст несли на руках по горным тропам орудия и зарядные ящики. Весь их путь был усыпан трупами: солдаты срывались в пропасти, умирали от старых ран и полного изнеможения.

В пять часов вечера Багратион выбил из Мутена французский гарнизон, и к ночи весь авангард был уже в Мутенской долине.

Через три дня в долину собрались остальные войска Суворова. Но еще задолго до сбора Суворов послал вперед полковника Сычева с сотней казаков, приказав узнать, где Римский-Корсаков и что с ним.

Сычев вскоре вернулся и сообщил, что Корсаков разбит в бою под Цюрихом, а победитель его — Массена — стягивает войска к Швицу, и, таким образом, Суворов окружен. У Массены было более сорока тысяч солдат и офицеров, у Суворова — едва пятнадцать тысяч усталых, обессилевших воинов, почти без артиллерии. Суворов собрал военный совет, где единогласно было решено прорываться. Немалую роль при принятии такого решения сыграло красноречие полководца.

Затем Суворов обратился к солдатам. Он сказал: «Штыки, быстрота, внезапность — вот наши вожди». И в этом не было преувеличения, ибо патроны, картечь и ядра кончились. Суворов продолжал: «Неприятель думает, что ты за сто, за двести верст, а ты, удвоив, утроив шаг богатырский, нагрянь на него быстро, внезапно. Неприятель пьет, гуляет, ждет тебя с чистого поля, а ты из-за гор крутых, из-за лесов дремучих налети на него как снег на голову: рази, стесни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться. Кто испуган, тот побежден вполовину. У страха глаза велики — один за десятерых покажется. Будь прозорлив, осторожен, имея цель определенную. Возьми себе в образец героя древних времен, наблюдай его, иди за ним вслед: поравняйся с ним, обгони — слава тебе!

Я выбрал Цезаря. Альпийские горы за нами — Бог перед нами. Ура! Орлы русские облетели орлов римских!»

На следующее утро войска Суворова двинулись к Гларису. В авангарде, как и прежде, шел Багратион. Розенберг был оставлен в Мутенской долине, в арьергарде, для прикрытия.

Массена с частью сил вышел в долину и атаковал отряд Розенберга, который не только выдержал удар, но и отбросил французов, захватив у них одиннадцать орудий. Затем он совершил стремительный переход и 23 сентября присоединился к силам Суворова, ожидавшим его в Гларисе.

В ночь с 23 на 24 сентября войска Суворова начали свой последний переход. В арьергарде остался Багратион, не имевший ни артиллерии, ни патронов. Весь день 24 сентября он отбивал одними штыками втрое превосходящего противника. Но и Суворову пришлось не легче. Его солдаты, а вместе с ними он сам, карабкались по обледенелым заоблачным скалам, бросив всех лошадей и последние пушки. В полдень 26 сентября они добрались до деревни Панике, а к вечеру — до Иланца.

27 сентября остатки голодной, оборванной, обмороженной и почти безоружной армии спустились в Кур, где впервые за три недели нашли достаточные запасы продовольствия и спокойный ночлег. На сей раз австрийцы были совершенно другими: Мелас тут же доставил амуницию, боеприпасы, продовольствие, а также лошадей и фураж. Но от предложения австрийцев воевать дальше Суворов наотрез отказался: у русских на это просто-напросто не было сил.

8 октября в Линдау как нельзя более кстати пришел рескрипт Павла, требующий прекращения поддержки австрийцев. Через два дня Павел приказал малыми переходами, щадя солдат, уходить в Россию. 29 октября в воздаяние заслуг в Швейцарском походе Суворову была оказана высшая степень почестей — присвоено звание генералиссимуса всех российских войск.

15 ноября армия двинулась в Россию. На несколько недель остановились в Чехии. 15 января, получив в Праге приказ Павла: «Идите домой немедленно», — Суворов начал свой последний переход к границам Родины.

Когда Суворов еще находился в Праге, он стал испытывать первые серьезные признаки недомогания, а потом и болезни. Заболел-то он намного раньше, еще в Швейцарии. Но, собрав все силы в кулак, потому что его здоровье было здоровьем армии, а его болезнь, если бы он ей поддался, стала бы ее немощью, Суворов держался изо всех сил, понимая, что его нервами и его несокрушимым духом живет все воинство.

А мир подействовал на него расслабляюще, да и годы давали о себе знать — приближалось семидесятилетие.

В Кракове он слег, но, пролежав несколько дней, велел ехать дальше. С трудом сопровождавшие Суворова довезли его до Кобрина, куда примчался из Петербурга личный врач Павла Вейкарт. На время Суворову стало лучше, и он решил ехать дальше.