Эпоха Отрицания - [76]

– Что ж, справедливо. – Ингрид повернулась наконец к Рейчел. – Послушайте, я увлеклась. Знаю, что не скажу ничего оригинального. Хочу только, чтобы вы меня поняли. А еще вам стоит знать, что, когда я встретила Мартина здесь, на вечеринке, то сразу же узнала его. То есть мне был знаком этот тип, потому что мой отец был коммунистом. Это и хорошо, и плохо.

Паркер опустила глаза. Малышка Клэр задремала, и на ее губках набухли крошечные пузырьки. Кое-что об отце Ингрид Рейчел узнала от Дэвида: как тесть гонялся за ним с лопатой, как упился до смерти возле водохранилища Кирсли. И, как сказал Кевин, каждый, кто назовет хотя бы одну причину, оправдывающую их деяния, – лжец.

– С радикалами я сошлась в Мичиганском университете, – продолжала Ингрид. – «Твиттера» тогда еще не было, но мы исписали короткими манифестами все здания. Я быстро освоила язык левых и скоро стала экспертом по «Фракции Красной Армии» и «Синоптикам», «Черным пантерам» и «Прямому действию»[32]. В общем, с Мартином я познакомилась уже на знакомой мне площадке. И после того как полиция атаковала наших демонстрантов в Ньюарке, меня снова повлекло туда.

– Разговор завели вы? – спросила Прю.

Ее собеседница покачала головой.

– Я слонялась там, искала кого-нибудь, с кем можно поговорить о Джероме Брауне. Но никто не хотел. Все как будто стеснялись этой темы. А потом какой-то парень садится рядом на диван и говорит: «Так что вы думаете о событиях в Ньюарке?» Он завладел мною одной этой фразой.

Глава 18

На фотографии в «Роллинг Стоун» он выглядел по-другому и, разговаривая с Ингрид, поразил ее своим невежеством.

– Я только знаю, что что-то не так, – сказал он.

На фоне бойких, образованных ученых мужей, чьи голоса заполняли эфир, знаменитый Мартин Бишоп, радикал-провокатор, выглядел крайне неубедительно.

– Я думала, у вас и ваших людей всегда наготове ответ на подобные вещи. Разве вы не написали в одной статье, что поддерживаете восстание как форму отпора? – удивилась Паркер.

Бишоп уклончиво покачал головой.

– Я поддерживаю искреннее выражение чувств. Я за то, чтобы все голоса были услышаны.

– И чтобы люди били витрины магазинов?

– Случаи бывают разные.

– И в чем разница?

– В чистоте чувства.

Женщина рассмеялась.

– Вы хотя бы сами понимаете, что говорите?

Мартин улыбнулся.

– Хотите, чтобы я принес вам выпить?

Ингрид замялась – ей почему-то не хотелось признаваться, что она беременна.

– Принесите воды, хорошо? – попросила она.

Бишоп вернулся с пивом и водой, и к тому времени Паркер уже припомнила кое-что еще из статьи в «Роллинг Стоун». Они заговорили о Ньюарке, и ей пришлось быстро забыть о первых впечатлениях. Дело было не в невежестве. Просто он легко признавал свои ошибки, а такая черта встречалась у людей нечасто. То есть его вера строилась на фундаменте самокритики, недоступном большинству тех, кого она знала.

В тот раз она поделилась намного бо́льшим, чем намеревалась, и только лишь потому, что об этом попросил Мартин. Начала со своего работодателя, «Старлинг Траст». Основанный в 1972 году подавшимся в хиппи отпрыском отельного магната, фонд ставил целью донесение свободомыслия в самые темные уголки мира и продвижение нового века мудрости. Но за десятилетия существования, призналась Ингрид, от идеализма они соскользнули к прагматизму, а когда в начале нулевых она попала в управляющий совет, фонд уже пал жертвой убеждения, что свободомыслие может процветать только при стабильном правительстве. Получалось, что они в равной степени помогают режиму оставаться у власти и служат первоначальной миссии.

– Время губит все, – сказал Бишоп, но прозвучало это не цинично, а сочувственно. – Даже самое прекрасное подобно истинной панк-группе – взрыв самоуничтожающейся энергии.

Пара хипстеров, устроившись поблизости, завели дискуссию о демократии в Америке. К ним присоединилась Джина, а потом и Дэвид, и Ингрид, наблюдая со стороны, видела, как Мартин, наткнувшись на сопротивление, отступает в область доказуемого.

– В отличие от ваших друзей, я не претендую на всезнание. Я недостаточно умен, – признался он. – Настоящих умников очень мало, и ваших друзей – вы уж не обижайтесь – среди них меньшинство.

Слушая его, Ингрид думала о реакции Дэвида на убийство Джерома Брауна. «Эй, парень ведь на самом деле потянулся за револьвером, так?» Сейчас ее муж делал вид, что не жалеет времени на размышления о социальной справедливости. Смотреть на это было мучительно больно.

Уже после ухода Дэвида Бишоп признался, что до того, как посвятить себя служению политической справедливости, он не жил, а существовал.

– Каждый день я отправлялся на работу и потом возвращался домой. Напивался, чтобы уснуть. Все мои друзья лишь назывались друзьями. Проблема заключалась в том, что все вертелось вокруг меня. Я, Я, Я. Говорят, я обращаю людей в свою веру. Неправда. Я сам неофит. В свою веру меня обратили они – несчастные, бедные, угнетенные. – Он мягко улыбнулся. – Понимаете, о чем я?

– Да. – Паркер рассказала ему о том, чем была одержима в колледже, – о «Фракции Красной Армии», она же «Банда Баадера-Майнхоф». В подтверждение своей осведомленности она сыпала именами главных участников движения, перечисляла совершенные акции – поджог, ограбление, киднеппинг и убийство, а потом даже выдала длинную цитату из их манифеста «Концепция городской герильи»