Эпоха мелких чудес - [3]

— Что? А, комиссия… Да плюнь ты на неё, — отмахнулся Семён. — Статус возвращенца у тебя уже есть, жильё и пособие дали, а остальное всё равно только по суду…

Дверь снова отворилась. Вошёл слегка заснеженный, явно с полдороги вернулся, Нитро.

— Я портфель, того, заберу, — пробормотал он. — Так как-то спокойнее всё же. Спасибо, что присмотрели.

Из-за его спины выскользнула крупная, ухоженная волчица с белым конвертом в зубах и подошла к Семёну. На лице Владимира появилась гримаса напряжения. Как и любой новичок в квартире, он побаивался соседки, но старался это скрывать. Дядя Сосо, напротив, на правах старожила улыбнулся вошедшей:

— Здравствуйте, Галина Николаевна…

Помянутая благожелательно повела хвостом. Семён, приняв письмо, вздохнул:

— Что, прочитать? — И, не дожидаясь ответа, принялся вскрывать конверт.

— Ну, я пошёл. Если что, считайте меня кем-нибудь. — буркнул Нитро и вновь покинул помещение. Теперь уже окончательно.

— Так, — сказал Семён, разворачивая сложенный вчетверо тетрадный листок. — Пишет тебе, тётя, наш малыш Фенечка… Что там у нас? А, вот: «Здравствуй, дорогая тёть Галю! Надеюсь, у вас тамо усё хорошо. У меня здесь тоже усё хорошо. И кормят хорошо. И командиры хорошие все. И неуставных отношениев тоже никаких нету. Так что ты не беспокойся напрасно. А недавно я получил благодарность в приказе — за поимку двух нарушителей границы. Жалко, отпуск не дают. А домой мне уже скоро, так что ждите. А напоследок ещё прошу: пришлите мне, пожалуйста, новый ошейник против блохов…»

На плите тихонько завёл свою песню закипающий чайник.

На Болоте

Ночь на воскресенье выдалась ясной, и даже здесь, фактически в центре Москвы, звёзды были видны на удивление хорошо. Разогнавший тучи арктический антициклон принёс с собой заморозки, от холода не спасал даже надетый под форменную оранжевую куртку тёплый свитер. А ещё Семёну очень хотелось спать — как и всегда, — и от этого было ещё холоднее.

— Погода, однако, мерзкая, — отметил он, ни к кому особо не обращаясь. Подумал немного и уточнил: — На прошлой неделе куда лучше было.

— Да уж не май-месяц, — послышалось сверху. Там, зацепившись задними лапами за крепкую ветку метрах в четырёх над землёй, висел Гарик, сосед по подъезду.

— Ещё и зажигалка сдохла. — Семён ещё раз крутанул колёсико пальцем. Кремень с треском выскочил и канул куда-то в заиндевевшую апрельскую травку. — От тебя прикурить можно?

— Не-а, не выйдет. У меня слишком сильная манифестация стихии земли, — важно, баском, пояснил Гарик и, разочарованно вздохнув, добавил: — Никакого огня — напалм один. — В подтверждение своих слов он смачно харкнул на дорожку. — В отца пошёл. Вот матушка — та да, может.

— Не плюй, не верблюд! Чему тебя отец с матушкой учили? Дорожку после субботника только отчистили! — проворчал Семён, машинально вертя в пальцах сломанную зажигалку. — Сходить, что ли, новую купить, пока ларёк не закрылся? Хотя он вроде круглосуточный… Да и лениво что-то.

— Да тебе всё — лениво… — хмыкнул сосед.

Из-под соседней скамейки донёсся громкий всхрап. Под ней ещё с вечера завалялся медведь-душили, явно приблудный — с Новинского бульвара, от посольства. Лежал он в абсолютно человеческой позе, на спине, раскинув в стороны лапы. Рядом валялись пустая бутыль из-под водки и изорванный в пьяном угаре баян, традиционная же шапка-ушанка удерживалась на лохматой голове каким-то мистическим образом.

— Храпит, придурок, — проворчал Гарик. — Занёс же чёрт сюда.

— Угу. — Семён бросил взгляд на высунувшуюся из-под скамьи лапу в прохудившемся кирзовом сапоге. Лапа подёргивалась — очевидно, душили что-то снилось. — Странно, что он не в лагере ночует.

— Может, питерский? Приехал и заблудился…

— Питерские вроде белые все?

— Да нет, разные. Как у нас. Кстати, ты не знаешь, что это они все с балалайками ходят?

— Тенденция, однако! — Семён со вкусом зевнул. — Как видишь, не все. С гармошками тоже многие, а я как-то одного даже с аккордеоном видел. А в Воронеже — на днях по радио слышал — двое с гитарами завелись. Ходят вместе, на ходу играют и песни поют. Или не в Воронеже? Не помню точно.

— Тоже придурки, — резюмировал Гарик. Словно отвечая ему, душили выдал ещё одну руладу и умиротворённо зачмокал. — Может, пугнуть его? — Кажущийся в подобном положении сигарообразным Гарик слегка пошевелился. — Я как раз новый прикол слышал: подходишь к спящему душили и орёшь ему на ухо: «Стройбат!»…

— Уймись! — одёрнул Семён. — Во-первых, зачем? Он тебе ничего плохого не сделал. А во-вторых, кто потом за ним кучу убирать будет? Ты, что ли? Или деда Нафаню попросишь?

Просить деда Нафаню Гарику явно не хотелось, и разговор опять увял.

От ларька по дорожке мимо собеседников прошлёпала живописная компания: двое побитых жизнью и молью мужиков, явно только с зоны, и прилично — по моде середины девятнадцатого века — одетый призрак. Из карманов двух драных ватников выглядывали горлышки бутылок.

— Не кажется ли вам, господа, что место сие будет достаточно уединённым? — Вычурная манера выражаться никак не вязалась с внешним видом остроносого смуглого брюнета с курчавыми бакенбардами и коротко остриженной головой. Он осторожно, чтобы бутылка не выскользнула из кармана, ткнул пальцем — скудное освещение не помешало Семёну разглядеть наколотый «перстень» — в сторону поразительно уродливой конструкции в ближайшем углу скверика.