Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991) - [30]
Однако дальнейшие перспективы были неясны, даже если предположить, что власть, захваченную в Петрограде и Москве, можно будет распространить на остальную Россию и удержать вопреки анархии и контрреволюции. План Ленина поручить новому Советскому правительству (т. е. первоначально партии большевиков) “социалистическое преобразование Российской республики” по существу являлся авантюрой по превращению русской революции в мировую или, по крайней мере, в европейскую революцию. Разве можно вообразить, часто говорил он, что победа социализма “может произойти <…> если не будет полностью уничтожена русская и европейская буржуазия”? Между тем главной, а по сути – единственной задачей большевиков было удержать власть. Новый режим особенно не занимался социалистическими преобразованиями, за исключением того, что провозгласил их своей целью, национализировал банки и установил “рабочий контроль” над существующими предприятиями, т. е. официально присвоил все, что они производили с момента революции, одновременно требуя продолжения работы. Больше говорить было не о чем[11].
Новый режим удержался. Он пережил позорный мир, навязанный Германией в Брест-Литовске за несколько месяцев до того, как она была разгромлена; в результате были потеряны Польша, балтийские провинции, Украина и значительные части Южной и Западной России, а также фактически и Закавказье (Украину и Закавказье впоследствии удалось вернуть). Союзники не видели оснований вести себя благородно по отношению к мировому центру подрывной деятельности. Различные контрреволюционные “белые” армии и режимы поднялись против Советов, финансируемые союзниками, которые посылали британские, французские, американские, японские, польские, сербские, греческие и румынские войска на русскую землю. В худшие периоды жестокой и хаотичной Гражданской войны 1918–1920 годов Советская Россия уменьшилась до клочка территории в Северной и Центральной России, где‐то между Уралом и теперешними прибалтийскими государствами, с незащищенным перстом Петрограда, указующим на Финский залив. Единственными важными преимуществами нового режима, из ничего создавшего победоносную Красную армию, были некомпетентность и разобщенность белых, восстановивших против себя российское крестьянство, и вполне обоснованные подозрения западных держав, что отправлять своих мятежных солдат и матросов на войну с революционными большевиками небезопасно. К концу 1920 года большевики одержали победу.
Итак, вопреки ожиданиям, Советская Россия выжила. Власть большевиков просуществовала не только дольше, чем Парижская коммуна в 1871 году (как заметил Ленин с гордостью и облегчением через два месяца и пятнадцать дней после переворота), но сохранилась в годы непрекращающегося кризиса и катастроф, германского нашествия и позорного мира, потери территорий, контрреволюции, гражданской войны, иностранной военной интервенции, голода и экономического упадка. Она не могла иметь стратегии и перспективы, каждый день выбирая между решениями, необходимыми для сиюминутного выживания, и теми, что грозили немедленной катастрофой. Кто был бы в состоянии учитывать возможные отдаленные последствия решений, которые нужно было принимать немедленно, иначе – конец и никаких последствий уже не будет? Один за другим все необходимые шаги были сделаны. Когда новая Советская республика выбралась из ужасов сражений, оказалось, что ее ведут в направлении, далеком от того, которое имел в виду Ленин, выступая на Финляндском вокзале.
И все‐таки революция выжила. Это произошло по трем главным причинам: первая – она обладала исключительно сильным аппаратом государственного строительства, состоявшим из шестисоттысячной централизованной и дисциплинированной коммунистической партии. Какова бы ни была ее роль до революции, эта организационная модель, без устали пестуемая и защищаемая Лениным с 1902 года, добилась своей цели. Фактически всем революционным режимам двадцатого века пришлось взять за основу ее принципы. Во-вторых, было совершенно очевидно, что это единственное правительство, которое могло и хотело сохранить Россию как единое государство. Поэтому оно получило значительную поддержку многих русских патриотов, в частности офицеров, без которых не могла быть создана новая Красная армия. По этим причинам с исторической точки зрения выбор в 1917–1918 годах происходил не между либерально-демократической или нелиберальной Россией, а между существованием России и ее распадом, как случилось с другими архаичными побежденными империями, например с Австро-Венгрией и Турцией. В отличие от них большевистская революция в целом сохранила многонациональное территориальное единство старого царского государства, по крайней мере в течение следующих семидесяти четырех лет. Третьей причиной было то, что революция разрешила крестьянству взять землю. Когда дошло до дела, коренная масса великорусского крестьянства – основы как страны, так и ее новой армии – решила, что для них больше шансов получить землю при красных, чем в случае возвращения прежних помещиков. Это дало большевикам решающее преимущество в Гражданской войне 1918–1920 годов. Как оказалось, русские крестьяне были слишком большими оптимистами.
