Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век (1914–1991) - [31]

III

Мировой революции, которая оправдала бы решение Ленина вести Россию к социализму, не произошло, вследствие чего Советская Россия была обречена на разруху, отсталость и изоляцию. Вектор ее будущего развития был предопределен или, по крайней мере, точно обозначен (см. главы 13 и 16).

Волна революций прокатилась по земному шару в течение двух лет после Октября, и надежды приведенных в боевую готовность большевиков казались не лишенными оснований. “Völker, hört die Signale («Народы, слушайте сигналы»)”, – гласила первая строчка припева “Интернационала” в Германии. Сигналы звучали, громко и отчетливо, из Петрограда и, после того как в 1918 году столица была перенесена в более безопасное место, – из Москвы[12]. Они были слышны везде, где действовали рабочие и социалистические движения, независимо от их идеологии. На Кубе, где мало кто знал, где находится Россия, рабочие табачного производства создали свои “Советы”. 1917–1919 годы в Испании стали известны как “большевистское двухлетие”, хотя местные левые были страстными анархистами, т. е. политически находились на противоположном полюсе от Ленина. Революционные студенческие движения, вспыхнувшие в Пекине в 1919 году и аргентинской Кордобе в 1918 году, вскоре распространились по всей Латинской Америке и породили местных революционных марксистских лидеров и их партии. Индейский националист и повстанец М. Н. Рой попал под влияние революционных идей в Мексике, где местная революция, вступившая в наиболее радикальную фазу в 1917 году, сразу же объявила о своем духовном родстве с революционной Россией. Ее иконами стали Маркс и Ленин вместе с Монтесумой и Эмилиано Сапатой, а также разнообразные трудящиеся индейцы. Изображения этих вождей все еще можно увидеть на громадных фресках мексиканских художников-революционеров. Через несколько месяцев Рой приехал в Москву, чтобы сыграть главную роль в формировании новой антиколониальной политики Коминтерна. Благодаря жившим в Индонезии голландским социалистам (таким как Хенк Снеевлит) Октябрьская революция оказала влияние на самую массовую организацию индонезийского национально-освободительного движения – Sarekat Islam. “Это свершение русского народа, – писала провинциальная турецкая газета, – однажды в будущем превратится в солнце, что озарит все человечество”. Далеко в глубине Австралии суровые стригали овец (в большинстве своем ирландские католики), не выказывавшие никакого интереса к политической теории, приветствовали Советы как государство рабочих. В США финны, долгое время бывшие самыми убежденными социалистами среди эмигрантов, в массовом порядке становились коммунистами и проводили в мрачных шахтерских поселках Миннесоты митинги, “на которых упоминание имени Ленина заставляло сердце биться <…> В мистической тишине, почти в религиозном экстазе, мы восхищались всем, что приходило из России” (Koivisto, 1983). Одним словом, Октябрьская революция стала событием, которое потрясло мир.

Даже многие из тех, кто знал о революции не понаслышке, что, как правило, не слишком способствует религиозному экстазу, стали ее приверженцами – от военнопленных, которые вернулись на родину убежденными большевиками и впоследствии стали коммунистическим лидерами своих стран, подобно хорватскому механику Иосипу Брозу (Тито), до журналистов, как, например, Артур Рэнсом из Manchester Guardian (незначительный политик, больше известный как автор замечательных детских книжек о море). Еще меньший приверженец большевизма, чешский писатель Ярослав Гашек, будущий автор “Похождений бравого солдата Швейка”, впервые в жизни обнаружил, что стал борцом за идею и, что самое удивительное, начал меньше пить. Он принимал участие в гражданской войне как комиссар Красной армии, после чего вернулся в Прагу, к более привычному образу жизни богемного анархиста и выпивохи, на том основании, что постреволюционная Советская Россия его разочаровала.

Тем не менее события, произошедшие в России, стимулировали не только революционеров, но и, что более важно, революции. В январе 1918 года, через несколько недель после взятия Зимнего дворца, когда большевики тщетно пытались любой ценой заключить мир с наступающей германской армией, волна массовых политических забастовок и антивоенных демонстраций прокатилась по Центральной Европе. Она началась в Вене, распространилась через Будапешт и чешские регионы в Германию и закончилась восстанием австро-венгерских военных моряков на Адриатике. Так как последние сомнения по поводу поражения “центральных держав” были развеяны, их армии в конце концов распались. В сентябре болгарские солдаты-крестьяне вернулись домой, провозгласили республику и отправились маршем на Софию, но сразу же были разоружены с помощью немцев. В октябре империя Габсбургов распалась на части после окончательного поражения на итальянском фронте. На ее месте были созданы новые национальные государства в надежде (которая оправдалась), что победившие союзники предпочтут их опасностям большевистской революции. И действительно, первой реакцией Запада на призыв большевиков к народам заключить мир и опубликование ими секретных соглашений, в которых союзники поделили между собой Европу, явились “Четырнадцать пунктов” президента Вильсона, разыгравшего националистическую карту против ленинского интернационализма. Зона небольших национальных государств должна была создать род карантинного пояса против “красного вируса”.