Эпикур - [63]

Старику не дали договорить. Наконец выступил Гипперид, встреченный радостными криками. Он высказался за восстание и предложил принять постановление о посылке Леосфену денег для вербовки войска. По сведениям Гипперида, Леосфен находился на мысе Тенар, куда доставил очередную партию отпущенных Александром наёмников. «Как бы ни стали развиваться события, — доказывал оратор, — Афинам полезно иметь на всякий случай достаточно сильный отряд». Гипперида поддержали. Наскоро собранию придали законную форму и поднятием рук приняли постановление о посылке Леосфену тридцати талантов из средств Гарпала с просьбой нанять войско и прибыть в Афины. В тот же день к мысу Тенар был отправлен государственный корабль «Парал» с деньгами.

В Афинах только и говорили что о смерти Александра. Каждый день приносил новые подробности о событиях в Вавилоне. Когда молодой, не доживший до тридцати четырёх, царь умер, не оставив наследника, в войске, которое одно обладало в стране реальной силой, начались распри. Конница хотела поставить царём Арридея, слабоумного сводного брата Александра, пехота требовала оставить престол за ещё не родившимся ребёнком Роксаны. Согласились до её родов считать царём Арридея, а там, если родится мальчик, передать престол ему. Регентом выбрали Пердикку, остальные полководцы поделили между собой провинции. Пердикка начал с казни начальника пехоты Мелеагра и других противников. Вслед за регентом Роксана приказала убить дочерей Дария Статору и Дрипетиду, вдов Александра и Гефестиона.

С изумлением и ужасом люди узнали о неслыханных поручениях, которые незадолго до смерти Александр дал Кратеру, назначая его на место Антипатра. Кратер должен был провести дорогу от Александрии Египетской вдоль моря до владений Карфагена, построить флот из тысячи кораблей и соорудить чудовищную пирамиду — памятник Филиппу. Эти приказы покойного царя Пердикка огласил перед войском, чтобы согласовать их отмену. Отменил он и назначение Кратера наместником Македонии, присвоив ему вместо этого почётный титул «предстоятеля» государства.

В конце месяца в Афинах появился Леосфен. По этому поводу было созвано чрезвычайное Собрание народа. Ранним утром больше пятнадцати тысяч граждан и почти столько же любопытных заполнили театр. Эпикур с Менандром и Тимократом сидели в задних рядах. Обоим эфебам место на собрании полагалось только через два года, а Тимократ вообще был метеком.

Сначала выступили македонские послы. Они убеждали афинян сохранять верность Коринфскому договору и уважать главенство Македонии в Элладе. Послам ответил Гипперид, который теперь был признанным вождём Афин. Не без иронии он сказал, что афинскому народу хорошо известно, какой прекрасный правитель Антипатр. «Но отныне, — добавил он, — Афины не нуждаются ни в каком правителе, даже самом прекрасном. Кроме того, Македония первая нарушила условия Коринфского договора, потребовав, чтобы греческие города приняли изгнанников».

Слова Гипперида вызвали бурю одобрительных криков, и, когда они стихли, оратор предложил выслушать Леосфена.

   — А я ведь знаком с ним, — проговорил Эпикур. — Когда-то на Самосе он взял меня с собой на прогулку к горному алтарю Афродиты.

   — Что же ты сидишь? — воскликнул Менандр. — Беги скорей на орхестру, и он тут же сделает тебя первым помощником... если, конечно, узнает.

Эпикур не ответил на шутку. Он подумал, что Леосфену уже не придётся осуществить свою мечту и помериться силами с Александром.

Леосфена встретили приветственными возгласами. Он появился спокойный, быстрый, уверенный в себе и сообщил, что выполнил данное ему народом поручение, собрал войско из девяти тысяч пехотинцев, людей достойных, с которыми служил в Азии и за которых ручается. Кроме того, он успел побывать в Этолии и провёл с этолийцами предварительные переговоры о военном союзе. Свою короткую деловую речь он закончил предложением, чтобы Афины призвали Грецию к освобождени, и, если понадобится, завоевали бы независимость с оружием в руках.

Ещё не успел стихнуть восторженный шум, как рядом с Леосфеном появился Фокион.

   — Будьте благоразумны, афиняне! — проговорил он голосом, заглушавшим выкрики. — Не сможем мы, даже если к нам примкнёт вся Греция, тягаться с Македонией. Она завладела огромными богатствами Востока — золотом, хлебом, слонами, да и людьми, готовыми воевать. Здесь говорили «теперь или никогда». Я согласен, сейчас подходящий момент. Антипатр связан на севере войной с одризами, большинство македонян, способных воевать, находится в Азии. Но момент пройдёт, и положение сложится не в нашу пользу. К бегу на одну стадию[14] мы готовы, но «длинного пробега» нам не осилить. Кроме того, афинские граждане, — добавил он, — я не советую вам доверять человеку, желающему стать во главе войска. Такие люди часто приносят пользу не демократии, а себе.

   — Послушай, Фокион, — запротестовал Леосфен, — зачем ты запугиваешь афинян? Македония без Александра — это ослеплённый Циклоп, не способный к действию. Что касается меня, то обстоятельства сложились так, что я не имел возможности принести на поле боя пользу родному городу, но ты-то сам, в те многие годы, которые был стратегом, какую пользу принёс ты?