Эпикур - [43]

   — Кто желает говорить?

Вышел быстрый живой человечек, как положено оратору, надел на голову венок и закричал:

   — Что же это, афинские граждане?

   — Филокл, лучший друг Гипперида, — объяснил Менандр.

   — Кто хозяин в нашем городе, — продолжал оратор, — мы или Александр? Нам приказывают лишить права убежища почётного гражданина Афин, который два года назад спас нас от голода. Трудно получить афинское гражданство не по рождению, но человек, о котором я говорю, заслужил его, показав, что он настоящий друг. Что же мы будем выдавать его каким-то людям только оттого, что он поссорился с Александром? С нами он не ссорился, он гражданин нашего города и пусть живёт здесь сколько пожелает, а македонских послов я предлагаю выгнать, чтобы им было неповадно трогать афинских граждан!

Речь вызвала одобрение собравшихся. Македонянин стоял на возвышении с потемневшим от злобы лицом. Он что-то негромко проговорил проэдру, и тот, обратясь к Собранию, сказал, что хотел бы слышать мнение Демада.

   — Да, да, — послышались голоса. — Пусть скажет тот, у кого кубок!

   — Какой кубок? — спросил Эпикур.

   — Ты что, не знаешь? — удивился стоявший рядом горожанин. — Гарпал подарил Демаду драгоценный кубок с золотыми монетами.

К возвышению подошёл Демад, увалень с простоватым круглым лицом. Горло его было завязано. Он поднялся на несколько ступенек и с лестницы стал показывать знаками, что простудился, потерял голос и, несмотря на горячее желание, выступить не сможет. Его шутовская пантомима не вызвала смеха, Собрание засмеялось, только когда кто-то крикнул, что болезнь Демада зовётся золотой лихорадкой.

   — Слушай, кого я заметил! — вдруг оживился Менандр. — Клянусь Дионисом, с краю у самой стенки сидит Гипперид. Пошли поближе.

Он потащил Эпикура по правой стороне полукруга, Туда, где, окружённый приверженцами, сидел Гипперид, худой, остроносый, с узкой бородкой и иронически сложенными губами. С нового места и стали слышны разговоры сторонников восстания.

   — Пора, — сказал Гипперид.

   — Голосовать! — закричали сразу несколько человек.

Крик подхватили в разных местах площади. Председатель жестом установил тишину и попросил тех, кто согласен лишить Гарпала афинского гражданства, поднять руки.

Только пара десятков рук поднялась над головами нескольких тысяч собравшихся. Председатель объявил:

   — Решением Экклесии Гарпал остаётся гражданином Афин.

Раздались аплодисменты. «Победа!» — кричали сторонники Гипперида и обнимали друг друга.

   — Вот и всё, — сказал Менандр. — Теперь — война.

   — Фокион, Фокион, — загалдели вокруг, и сразу, как всегда было в афинском Собрании, едва появился уважаемый оратор, установилась тишина.

На бэме рядом с македонским послом стоял могучий седой старик с суровым лицом, спадающими на плечи волосами и коротко подстриженной бородой.

   — Вы решили оставить Гарпала нашим гражданином, — заговорил он спокойно, — что ж, я не осуждаю вас за это. Но послушайте меня, афиняне. Никогда я не кривил душой и никогда не думал о собственной выгоде. Прислушайтесь же к моему совету — не спешите ссориться с Александром. Слишком поздно, афиняне, слишком поздно. Когда он пошёл усмирять Фивы, разве вы пришли к ним на помощь? А ведь тогда сил у него было не так уж много. Неужели вы думаете, что кто-нибудь шелохнётся, если Александр захочет применить против нас силу? А силы его велики. Сейчас не только македоняне служат ему опорой. Он воспитал сто тысяч молодых персов, обучил их своей тактике и вооружил, как греков. Это уже не те азиаты с плетёнными из веток щитами, не знавшие строя и дисциплины, с которыми мы привыкли иметь дело. И если даже они уступят нам в доблести, то одолеют числом. Скажите, как назовёте вы политика, начинающего войну без каких-либо шансов на победу?

Поэтому я предлагаю, во избежание ссоры с Александром, отдать ему его бывшего казначея и подданного, но одновременно, чтобы защитить Гарпала, как своего гражданина, направить царю письмо или посольство с просьбой из уважения к нашему городу обойтись с ним милостиво и кротко.

Речь Фокиона произвела впечатление. Сторонники восстания, не ожидавшие такой резкой перемены настроения собравшихся, растерялись.

— Сейчас я покажу им, — проговорил Гипперид и вышел в проход, чтобы достичь бэмы. Но его опередил Демосфен.

Несколько человек из окружения Гипперида попытались поднять шум, но на них зашикали. Сам вид серьёзного, озабоченного происходящим оратора заставил людей прекратить разговоры и отложить шутки.

Демосфен сказал вежливое приветствие посланнику и попросил его показать приказ об аресте Гарпала. Хотя он и знает, что приказ уже смотрели в Совете пятисот, но всё-таки хотел бы посмотреть его собственными глазами. Собравшиеся одобрительно зашумели, македонянин что-то крикнул своим помощникам, и ему принесли кожаный футляр с документом. Демосфен взял папирус, внимательно его прочёл и спросил у посла, чьей печатью он скреплён. Посол ответил, что печатью сатрапа Фригии Филоксена. Тогда Демосфен вернул документ послу и начал речь.

Он сказал, что Афины поставлены в очень неловкое положение. Недостойно великого города выдать гражданина, просящего о защите, но неприлично и оставить, поскольку союзная держава считает его преступником.