Эпикур - [103]

   — Хочешь, я укушу Эпикура, чтоб он не портил тебе настроение? — предложила Ламия, и тут Эпикур узнал её. Предвоенное лето, ужин у Навсифана, ночёвка в адроне...

Лицо Деметрия смягчилось, он улыбнулся.

   — Давай, Ламия, покажем, как мы относимся к недоброжелателям, — проговорил он, — принеси, что приготовила.

Ламия вышла и вернулась с тяжёлым резным ларцом из тёмного дерева, поставила его на столик перед Эпикуром и медленно открыла. Ларец был полон золотых монет.

   — Здесь два таланта. Бери и помни о моей щедрости, — торжественно провозгласил Деметрий, наблюдая за лицом философа. Но Эпикур остался равнодушен.

   — Не обижайся, но я не приму твоего дара, — покачал головой философ.

   — Это почему? — возмутился Деметрий. — Ведь от кого-то ты берёшь, если имеешь «Сад» и всё необходимое?

   — Но раз уж оно у нас есть, зачем нам лишнее? Мы сами кормим себя и ни в чём не нуждаемся. А если эти деньги тебе не очень нужны, отдай их лучше в храм Асклепия для лечения бедных.

   — Ты что, не хочешь от меня зависеть?

   — Я и не завишу, государь. Скорее это ты зависишь от меня. Ведь я уплатил налог для гетер, который понадобился тебе.

   — Всё-таки ты Диоген, — покачал головой Деметрий. — Но ты не прав и ещё придёшь ко мне как проситель. Подумай, может быть, у тебя найдутся какие-нибудь желания?

   — Поблагодарить тебя за угощения и отправиться домой.

   — Хорошо, — с недоброй улыбкой проговорил Деметрий, кликнул служанку и велел прислать распорядителя. — А вы, девушки, чем сегодня угостите меня?

   — Мы приготовили танец «Аполлон и Марсий», — сказала Ламия, — состязание кифары и флейты. Я буду танцевать Аполлона, а Демо станет самонадеянным сатиром и попробует меня победить.

   — А после победы ты сдерёшь с неё кожу? — спросил Деметрий.

   — Ещё бы!

   — Из-за этого она и не доверила мне кифары, — объяснила Демо. — А доверила, сама бы осталась без кожи ещё на репетиции.

Ещё через семь лет

В год десятый по домашнему календарю общины в Афины пришло страшное лето. За всю историю городу не приходилось испытывать такой осады и такого голода. Люди — скелеты, обтянутые кожей, — двигались как тени, на детей было страшно смотреть. И если встречался кто-то, хоть немного упитанный, можно было сразу сказать, что это один из телохранителей Лахара, афинского тирана, возможно, того самого, который когда-то вместе с Софаном собирался устроить в Афинах идеальное государство. Два года назад война с Деметрием помогла ему захватить власть, и он продолжал её, не оттого ли, что боялся свержения?

Стен никто не защищал, но воины Деметрия, осаждавшего Афины, и не пытались нападать. Их дозоры виднелись поодаль. Там горели костры, оттуда, призывая жителей сдаться, плыл запах жареного мяса, от которого кружилась голова. Но на Агоре перед зданием упразднённого Лахаром Совета стояла плита со словами закона, сулившего смерть всякому, кто хоть словом упомянет о мире. Сотни людей, пытавшихся бежать из города, были убиты охранниками Лахара, как изменники. Деметрий Полиоркет — сокрушитель городов — не строил осадных машин, не вёл подкопов, у него было более страшное оружие — голод. Он владел Пиреем и Фалером, Элевсином и вообще всем побережьем Аттики. Не так давно Птолемей попытался помочь городу, в заливе показался его флот из ста кораблей. Но Деметрий выставил триста, и египетские суда ушли, не вступив в бой. Деметрий владел миром, а значит, и Афинами. Но Лахар не желал этого признавать.

В конце памятного афинянам «Года царей», когда Деметрий, избранный, как некогда Филипп и Александр, гегемоном Греции, собирался в поход на Македонию, отец неожиданно вызвал его в Азию. Над Антигоном сгущались тучи, в ответ на его успехи остальные цари выступили против старого полководца объединёнными силами. С севера наступали Кассандр и Лисимах, с юга угрожал Птолемей, с востока же надвигался Селевк. Правитель восточных земель вёл пятьсот боевых слонов, которых получил от царя Чандрагупты в обмен на свои индийские владения, завоёванные когда-то Александром.

В страшной битве при Ипсе Антигон погиб, его и Деметрия войска были разгромлены, Деметрий с остатками войска отступил в Эфес и оттуда отплыл в Афины, которые считал своим главным портом в Греции. Но на половине пути его встретили афинские послы и объявили, что принят закон не впускать в город никого из царей. Деметрию остались верны только Коринф и Мегара. В перекроенном мире Афины, да и многие другие города Греции на небольшое время оказались независимыми.

Вождями свободных Афин стали вернувшийся Демохар и воспитанник Академии Лахар. Лавируя между Кассандрой, Лисимахом и Птолемеем, Демохар сумел упрочить положение Афин. Когда через год после битвы при Ипсе Кассандр снова попытался подчинить себе Грецию, Афины в союзе с Этолией остановили его.

В то время город ещё сохранял положение столицы философов. Как раз тогда выступил со своим учением Зенон Китийский, странный человек с немного вывернутой от природы шеей. Эпикур не раз встречался с ним прежде. Новоявленный сколарх в юности не помышлял о философии и приехал в Афины с родного Кипра, чтобы встретить ценный груз, в который вложил всё своё состояние. Но груз потонул, и несчастье бросило разорившегося купца к Кратету. Несколько лет Зенон был киником, потом учился у Полемона в Академии, наконец уехал в Мегару к великому спорщику Стильпону. Теперь он расположился со своими приверженцами в Пёстрой стое и выступил с учением, в котором Гераклитов Огонь сливался с пифагорейской системой мира и обожествлением судьбы.