Эпиграфы к эпилогу - [6]

– Да, просто как-то бурно протекает у нас беседа, а тема-то суеты не терпит, что называется.

– Ладно-ладно, вы ж знаете меня – характер, ничего не попишешь!

– Не поняли вы меня, тетя Стася. А может быть и вправду я путанно все объяснил. Наверное, надо было бы проще сказать. Попробую. Во-первых, про поход к батюшке я ничего не говорил. Как раз наоборот, я говорил о том, что на вере человека батюшки всякого рода и всяких конфессий делают бизнес, а потому и ходить к ним незачем. Во-вторых, мой постулат о том, что без веры во что-нибудь или кого-нибудь не может жить человек, означает лишь то, что… Нет, лучше так – ведь мы отличаемся от любого животного именно этим, верой. Не состраданием, не памятью предков, а именно верой. Тут я смотрел по телеку передачу о животных, так там львица в африканской саванне три недели нянчила теленка, ничего не ела, всюду за ним ходила, охраняла, в конце концов упала от усталости, а тут лев… Ну, вообщем, печально все кончилось, но львица-то не на вырост же его пасла, это чистой воды сострадание. А то, что мы называем памятью предков, есть и у животных тоже – орлята не пытаются учиться плавать, крокодилята летать, а китята выйти на сушу травки пощипать. Ведь верно! Вот и получается, что нас отличает только некое, как вы выразились, «смутно описываемое желание». Пусть так, но мы живем этим и только этим. Копаемся в себе, переживем по пустякам, корим себя, оправдываем недоброжелателей, радуемся успехам других, да много чего еще. И все время повторяем одно и то же – «душа болит»…

– Ну, помолчали, и будет! Вот что я скажу вам, дорогой Гога, и давайте пока закончим разговор! Очень серьезную вещь скажу, а вы не возражайте. Сразу не возражайте, потом как-нибудь продолжим.

Веришь-не веришь – это совершенно неважно. Суть человеческая у всех одна, пусть это будет христианин, мусульманин, иудей, буддист или атеист. Да, взять нас с вами хотя бы – вы ходите в церковь, а я атеист, у вас какие-то грузинские корни, у меня помесь поляков, евреев и русских. В соседней квартире живет узбекско-таджикская семья, этажом выше греки, да кого только тут нет. При этом, едим и испражняемся одинаково, болеем одними и теми же болезнями, глотаем таблетки, купленные в соседней аптеке, смотрим телевизор, читаем газеты, ковыряемся в одной и той же Сети, и набор сайтов почти совпадает, плюем на никчемную власть жирных котов, ну и все такое прочее. Но не только эти обыденные вещи объединяют нас, а еще и то, что я вам уже говорила – нам нужно все и сразу, мелкими купюрами не принимаем. А потому я абсолютно уверена – войди сейчас сюда Христос, тот самый, обыкновенный, а не фокусник из сказок попов, мы точно не узнаем его. И знаете почему? Мы не захотим его узнать! Не нужен он нам никому в реальности, он – работа для каждого из нас, тяжелая ежедневная работа. И начав ее, уже не отделаться свечками и обрядами, поэтому мы все скромненько отведем глаза, и бочком, бочком… А он снова останется один, и снова взойдет на Голгофу, как уже было не раз…

– В дверь звонят, тетя Стася, я сейчас…

– Сидите, Гога, я открою, мне все равно уже пора!

***

Ряды виноградников тянулись до самого горизонта. Только подъезжая к предгорьям, ты уже видел с равнины эти ряды, диагональные, медленно спускающиеся по склонам. Каких только тут не было сортов, от розовых и иссиня-черных до нежнейшей кожицы светло-зеленых и желтых. И все они прекрасно уживались друг с другом, общий язык легко находили даже арабские сорта с европейскими, азиатские с заокеанскими. И не просто находили, они взахлеб рассказывали друг другу историю своего рода, делились особенностями тамошнего климата, откуда они прибыли в эти края, и говорили об отношении к ним человека. А уже к вечеру, устав от дневных забот, всегда сходились на том, что виноград – вот истинный сын земли-матери и солнца-отца.

Подобное случалось достаточно часто – вдруг по соседству с лозой крупного розового арабского сорта появлялись кисти ягод меньших размеров совершенно темного европейского или светлого американского. Тогда в разговоры примешивался некоторый акцент и над склонами все чаще раздавался заливистый молодой смех. Все остальные смотрели на эту удивительную картину рождения новых ягод на стареющей лозе с немалым восхищением, всячески стараясь окружить родителя и дитя заботой. И тогда вода ручьев, бегущих с горных вершин, как-то ненароком стекалась к корням именно этой лозы, а соседи старались дать больше простора ее листьям, вежливо убирая свои с пути солнечных лучей.

И вот приходила долгожданная пора сбора урожая. Вокруг царило небывалое оживление, радость переполняла соседей, и они, трепеща от корней до кончиков рукавов, ждали волшебной минуты прощания и старались успеть закончить все дела, как будто это их ждала участь покинуть насиженные места. Они любовались плодами целого года работы, прищуриваясь, когда солнечный луч, переломившись в спелой мякоти, вдруг вспыхивал фонтаном миллионов ярких брызг, и при этом не забывали всячески наставлять молодые побеги умело пережидать холода и готовиться к приходу весны, жить в мире и дружбе с соседями, рачительно использовать воду и не упускать случая понежить свои листья в первых утренних лучах солнца. А когда в определенный день в рядах появлялись люди и начинали осторожно срезать гроздья спелых ягод, со всех сторон каждую из них провожали радостные напутствия счастливого пути и удачи в новой жизни.