Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках - [17]
Хотя я предполагаю, что некоторые дворяне отказывались отпускать молодых крепостных женщин из своих вотчин в уездах на севере от Оки, мне не встретилось доказательств таких отказов, кроме вотчинных инструкций 1718 и 1719 гг. Шепелева и Черкасского. В Рязанском уезде, с другой стороны, хотя женщин отпускали в связи с замужеством, владельцы некоторых крупных вотчин не позволяли своим женщинам выходить замуж за пределы своих владений. Эти сведения извлечены не из вотчинных инструкций, а из ревизских сказок 1762–1763 гг. Это была первая ревизия, в которой учитывались женщины, и переписчикам было наказано записывать их возраст и — с целью отследить цепочку собственников — их родные деревни, а у крепостных душ — их предыдущих владельцев. В Константиново, на южном берегу Оки, где права собственности были поделены между несколькими семьями, самая крупная доля в 1762 г. принадлежала Семену Нарышкину. Из 99 нарышкинских замужних и вдовых крепостных женщин 97 родились не просто в Константиново, а именно в части деревни, принадлежавшей Нарышкину; две другие были привезены из отдаленных нарышкинских вотчин. Одна-единственная женщина старше 20 лет никогда не была замужем; возможно, причиной были серьезные физические недостатки[99]. Практически все вступили в брак до 1762 г.; нарышкинских женщин, по-видимому, принуждали выходить замуж в своей вотчине с 1720-х гг. Я подозреваю наличие принуждения, потому что, будучи предоставлены сами себе, некоторые из нарышкинских женщин вышли бы замуж за мужчин из других частей Константиново и из других сел в округе. В таком случае некоторым нарышкинским мужчинам пришлось бы находить себе жен в других вотчинах, но их, по всей видимости, принуждали жениться в своей, если там имелись бракоспособные женщины.
Такая же ситуация наблюдалась в обширном имении Волынских, пересекавшемся с владениями Семена Нарышкина: в доле с. Константиново, принадлежавшей Егору Волынскому, 23 из 24 волынских жен родились в волынских вотчинах; только одна была привезена из чужого имения. Примечательно, что в четырех селах (или частях сел), составлявших волынские владения, было 128 женатых или вдовых мужиков и один в возрасте 24 лет неженатый; возможно, он женился позже. Все 137 женщин 20 лет и старше были либо замужем, либо вдовы; только четыре женщины родились не в волынских владениях; несколько жен были завезены из волынских имений за пределами Рязанского уезда[100].
Нет оснований предполагать, что, запрещая браки за пределами своих владений, Нарышкины и Волынские насильно заставляли всех своих крепостных вступать в брак: всеобщий брак был правилом у всех крестьян в округе. Крестьяне большой деревни Новоселки и среднего размера деревни Чешуево в 1762 г. переходили из статуса крепостных Солотчинского монастыря в мирской статус «экономических крестьян». Их монастырский владелец позволял женщинам выходить замуж на сторону и не применял принудительных мер в отношении брака, между тем в д. Чешуево в 1762 г. все 49 мужчин 20 лет и старше были женаты или вдовы и только 2 из 53 женщин 20 лет и старше никогда не были замужем; 24 женщины попали в Чешуево в связи с замужеством. Двум незамужним было по 20 лет, и они почти наверняка еще должны были выйти замуж[101]. Если начать счет с возраста, после которого брак становился весьма маловероятным, — 25 лет, то тенденция чешуевских женщин и мужчин брачиться выглядит стопроцентной. В тот же год в Новоселках все мужчины 25 лет и старше, 261 человек, были в браке или вдовы — так же как и все 307 женщин этой возрастной категории[102]. В этой части Рязанского уезда и господские, и монастырские крепостные брачились все без исключения. При этом они вступали в брак в одном и том же возрасте. В выборке из семи деревень экономических крестьян (включая Чешуево и Новоселки) и пяти крепостных деревень (в том числе Константиново и Федякино, которое вскоре войдет в наш сюжет) средний возраст вступления в брак в 1780-х практически один и тот же: 17,5 и 17,6 года у крепостных и экономических крестьян мужского пола соответственно, 15,7 и 15,5 — у крепостных и экономических крестьянок[103]. Универсальный и относительно ранний брак среди рязанских крепостных не нужно принимать за доказательство агрессивной политики принуждения крепостных к браку со стороны владельцев, это скорее было то, к чему местные крестьяне сами прилагали все усилия.
В относительно крупной вотчине можно было поддерживать режим и универсального брака (крестьянская практика вокруг Рязани), и демографической автаркии (идеал с точки зрения некоторых дворян), как минимум если владелец был способен в случае необходимости подвезти невест из других семейных владений. В более мелких имениях это было нереально. У большого села Федякино, непосредственно граничащего с Константиново, было много владельцев, среди них семья Волынских; крепостные последних обменивались дочерями только с другими волынскими владениями. У остальных 14 владельцев с маленькими долями — вплоть до одного-единственного двора — не было поблизости крупных имений. Они не могли быть демографически самодостаточными, как бы ни старались. Из 145 принадлежавших им жен 52 нашли мужей внутри мини-долей Федякино, в которых родились, 15 — были привезены владельцами из своих отдаленных имений, а остальные 78 были родом из имений других дворян или (несколько) не были крепостными. Все женщины 20 лет и старше были замужем. Среди мужчин 20 лет и старше 126 были женаты, восемь — холосты. Шести из последних было 20–27 лет, и они еще имели шанс жениться, но в уезде, где универсальный брак был нормой, эти восемь взрослых холостяков были, по всей вероятности, показателем демографической напряженности
