Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках - [16]
В первой половине XVIII в., однако, выводные в Ростовском уезде никак не соотносились с рыночной ценой бракоспособных крестьянок. В 1733 г., когда 38 женщин получили вольную для замужества бесплатно, а с остальных 45 в среднем было взыскано весьма скромно, по 23 копейки, 12 бракоспособных крепостных женщин уезда были проданы по средней цене в 5,09 рубля. Если исключить двух крестьянок, проданных за 15 и 10 рублей, как, предположительно, особые случаи, мы получим среднюю цену в более точном приближении — 3,44 рубля[89]. Вокруг Ростова только в 1770-х гг. размер выводных начал сближаться с рыночной ценой крепостных девок.
Ростовский уезд, конечно, располагался в нижней части шкалы выводных, но с ним соседствовали и другие уезды. В Пошехонском уезде (в то время Новгородской, но позже Ярославской губернии) в период между 1709 и 1715 гг. средний вывод был меньше рубля, в 1749 г. он был немного выше рубля[90]. В коллекции из 33 отпускных грамот, собранных в 1720–1750-х гг. монастырями Переславль-Залесского уезда, на полпути между Москвой и Ростовом, восемь документов не дают информации о выводных; в 13 отмечено, что вывода не взималось; в восьми проставлена сумма в 1 рубль и в одном — 3,50 рубля. В трех сказано, что вывод уплачен, но сумма не уточняется[91]. В наборе из восьми отпускных грамот, принесенных в имение Шуваловых во Владимирском округе между 1735 и 1754 гг., семь показывали вывод в 1 рубль, а одна — 2 рубля[92].
В других местах, даже в смежных с Ярославской губернией, вывод не всегда был на столь низком уровне. Папка с 38 отпускными бумажками, принесенными в имения Глебовых-Стрешневых в Новоторжокском уезде, к западу от Ярославского уезда, показывает, что разброс цен мог быть весьма широким даже внутри одного уезда. В пяти вольных грамотах, датированных 1708–1718 гг., записаны выводные в среднем на сумму 2,40 рубля, в 21 от 1720-х гг. — 2,93 рубля, 11 из периода 1730–1750 гг. — в среднем 1,31 рубля. Здесь, в отличие от близлежащих Ярославского и Ростовского уездов, отмена вывода не была распространена. Более того, средняя сумма вывода в 1720-х была самой высокой из всех, которые мне удалось отыскать за первую половину XVIII в. С другой стороны, 11 вольных от 1730–1750 гг., хотя они и не являются удовлетворительной выборкой, почти несомненно подтверждают, что размер вывода действительно уменьшился в 1730–1740-х гг., возможно где-то на 50 %. Вотчины, из которых прибыли эти женщины, принадлежали Долгоруковым, Ладыжинским, Бутурлиным и Мусиным-Пушкиным, а также многим менее значительным дворянским родам[93].
В Рязанском уезде, большая часть которого располагалась к югу от р. Оки, выводные в 1720–1730-х гг. были также сравнительно высокими, а потом снизились. В 1726–1727 гг. средняя сумма вывода из 27 уплаченных в уезде составила 2,07 рубля. Самый низкий из них был 50 копеек, самый высокий — 4 рубля[94]. В 1737 г. в уезде были зарегистрированы 93 отпускные грамоты в связи с выходом замуж, и средняя сумма вывода равна 2,17 рубля; в 1738 г. средняя сумма сократилась до 2,02 рубля (92 вольные), в 1739 г. — до 1,67 рубля (36 вольных), но в 1754 г. поднялась до 2,42 рубля (90 вольных)[95]. Размеры сбора здесь колебались, как и в Новоторжокском уезде.
В Рязанском уезде, как и в других местах, бракоспособных крепостных женщин редко продавали по отдельности, поэтому трудно сравнивать размер вывода с покупной ценой. В моей выборке за 1738 г. в Рязанском уезде была зарегистрирована только одна такая продажа и еще четыре в 1739 г. Цены были: два раза по 3 рубля и три раза по 2. Десять дворовых девок были проданы в те годы в среднем по 4,3 рубля[96]. Некоторые, наверное, обладали умениями, повышавшими их цену, но в первой половине XVIII в. дворовые девки иногда стоили больше, а иногда меньше крепостных крестьянок. Логично сделать вывод, что в Рязанском уезде средняя стоимость вывода была ближе к рыночной цене бракоспособной женщины, чем в Ростовском, но тем не менее составляла только около половины местной цены крепостной.
По Нижегородской губернии есть папка с отпускными документами 24 женщин, вышедших замуж в юсуповскую вотчину Безводное, в 25 километрах на восток от Нижнего Новгорода, в 1732–1754 гг. В 14 случаях владельцы женщин назначили вывод в 1–1,5 рубля, в пяти случаях — в 2 рубля, еще в пяти — 3–4 рубля. После 1750 г. шкала явно поползла вверх: за вывод четырех женщин, вышедших в эти годы замуж в с. Безводное, владельцы взяли по 2–4 рубля. Опять же, значение имеет не только относительно низкий средний уровень выводных, но и то, что владельцы — среди них были Голицыны, Волконские, Мусины-Пушкины, Лунины, Шереметевы и Апраксины, а также Нижегородская епархия — отпустили девушек замуж[97]. В первой половине XVIII в. так поступало подавляющее большинство именитых дворянских семей.
Выводные, взятые мной из нотариальных записей и отпускных грамот и показывающие явную тенденцию к росту, требуют поправки на денежную инфляцию. В период с 1701 по 1730 г. средние цены на зерно и промышленные товары удвоились. Цены 1730-х и 1750-х гг. были почти одинаковыми, хотя в промежуточные годы они сначала немного поднялись, а потом немного опустились
Главной темой книги стала проблема Косова как повод для агрессии сил НАТО против Югославии в 1999 г. Автор показывает картину происходившего на Балканах в конце прошлого века комплексно, обращая внимание также на причины и последствия событий 1999 г. В монографии повествуется об истории возникновения «албанского вопроса» на Балканах, затем анализируется новый виток кризиса в Косове в 1997–1998 гг., ставший предвестником агрессии НАТО против Югославии. Событиям марта — июня 1999 г. посвящена отдельная глава.
«Кругъ просвещенія въ Китае ограниченъ тесными пределами. Онъ объемлетъ только четыре рода Ученыхъ Заведеній, более или менее сложные. Это суть: Училища – часть наиболее сложная, Институты Педагогическій и Астрономическій и Приказъ Ученыхъ, соответствующая Академіямъ Наукъ въ Европе…»Произведение дается в дореформенном алфавите.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.
Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающегося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В основу книги положены богатейший архивный материал, письма, дневники Нансена.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.