Эпициклы - [2]

Созидателем жизни.

Творцом.

Не борцом за рекорды.

ПРОЕКТ ОЗМА

Ажурные соты антенны

Бессонно, и ночи и дни,

Ждут голосов Вселенной —

Нам нестерпимо одним.

И в горькой тоске одиночества

Мы со своей Земли

Слушаем небо — так хочется

Поймать голоса Аэлит…

Какое же мужество — в душу

Не пускать колебанья и страх,

И слушать, и слушать, и слушать

Молчанье с утра до утра,

И шарить, невидимым неводом

Просеивая простор,

Надеясь в бездонности неба

Нащупать хоть мудрость, хоть вздор…

СТАРАЯ СКАЗКА

Это старая сказка,

Это ласковый сон —

Полутьма, полумаски

Августейших персон,

Звон рапир, серенады,

Тонкий профиль в окне,

И в тени колоннады

Острый просверк огней,

Жаркий пламень рубинов,

Сладкой кровью — вино,

И на песнь Коломбины —

Горький смех Сирано,

Потаенная ласка,

Поцелуй в темноте, —

И отброшена маска

На последней черте…

Это старая сказка,

Это сладкая боль…

…Только в сказке остаться

И возможно собой.

БЕТХОВЕН

Медлителен, на первый взгляд спокоен,

В прозрачной стылости сентябрьского утра,

Скрипя стилом по аспиду, Бетховен

Писал: «Жизнь есть трагедия. Ура!»

Нечасто понимаем мы, насколько

Бетховенская логика мудра:

Тебя разбили? Собери осколки.

Жизнь есть трагедия. Мы выстоим. Ура!

«Со всех сторон скликаю строки…»

Со всех сторон скликаю строки,

Чтоб из толпы — создать отряд,

Чтоб навести порядок строгий —

Плечом к плечу, за рядом ряд, —

Чтобы в работе тяжкой, ратной,

Они вели свой спор с судьбой,

Идя дорогой Коловрата,

Святой и горестной тропой,

Чтоб никогда не отступать им,

Чтоб в тяжкий час — всегда вперед,

Неукротимо — как Евпатий

В последний бой на хрусткий лед…

ТАНКА

I

Когда на ветвях,

Под стылым солнцем

Заиндевелых,

Февраль распускает цветы —

Видишь улыбку весны?

II

Стоять так тесно,

Что можно пить дыханье,

Но не качнуться

На острой грани чуда —

Сладостное мученье.

ВОСПОМИНАНИЯ

I

Быстро, хищно, словно нерпа,

Проскользнула канонерка —

Будто призрак проскользнула

мимо скал береговых.

И неявственно и странно

Проступили из тумана

Зачехленные орудья…

Две наклонные трубы…

Проскользнула легкой тенью,

Серым призрачным виденьем,

Проскользнула и исчезла,

растворилась без следа.

И остались только скалы,

Створный знак с полоской алой…

Разом шхеры опустели.

Сразу стало, как всегда.

Где сейчас корабль этот?

Есть вопрос, но нет ответа.

Затонул в открытом море?

Или пущен был на слом?

Может, корпус линий плавных,

Был на гвозди переплавлен?

То ли где-то, позабытый,

не ржавеет — всем назло?

Сорок лет… Но и сквозь годы

Вижу стройные обводы,

Лодки легкое скольженье

по свинцу сентябрьских шхер.

И живет, живет, не меркнет

Образ давней канонерки,

Корабля волшебный образ

из далеких детских эр.

Вдруг из памяти тумана

Он является незвано,

Прикипел бурун к форштевню,

как седой гвардейский ус.

Проплывет, скользнет по нервам,

Серый призрак канонерки —

И исчезнет, мне оставив

лишь несбывшегося грусть.

II

Песчаная отмель обширна. На ней

Когда-то купали мы утром коней.

Давно… Но опять пред глазами встает

По-южному яркий и быстрый восход.

Всем телом я помню, насколько тогда

Была холодна на рассвете вода…

Я помню: мы мыли коней и скребли —

На коже играл первый солнечный блик,

Играл, словно мускул под шкурой тугой,

Конь фыркал, песок баламутил ногой…

Потом мы стреножили их на лугу,

Конь хлеб брал с ладони — нет ласковей губ!

И сами купались — повыше, вон там,

Где отмель кончается, против куста;

Плескались — до сини; ныряли до дна,

Стремясь под водою друг друга догнать.

Куда там! Из рук, словно смазана салом,

Всегда ускользала цыганка-русалка…

А после — верхами. Без седел, охлюпкой.

Попоной на крупе цыганская юбка…

И я отставал, восхищаясь и злясь:

Босыми ногами — коня в шенкеля!

И так мы скакали вдогонку друг другу

По росному, звонкому, сочному лугу,

И Лена смеялась, махала рукой…

Ее и сегодня я помню такой.

«Приспустим флаг…»

Приспустим флаг, на миг склоним колени

На берегу безжалостной реки —

Уже уходит наше поколенье,

Как прежде уходили старики.

Ах как легко мы жили не тужили,

В бессмертии уверены своем,

Покуда не ушел Витюша Жилин,

Едва начав уверенный подъем.

Пока еще огонь лишь беспокоит —

Скупясь? Предупреждая? Иль щадя? —

Но лишь моргнешь, едва махнешь рукою,

Как сечь начнет картечь по площадям.

Куда отступишь? Выстрелишь в кого ты?

А значит, как и требует устав,

Лишь строй храни редеющей когорты,

Плечом к плечу еще теснее встав.

Из древности пришло к нам наставленье,

Не став за тыщи лет глупей ничуть:

Чем больше выбивают поколенье,

Тем ближе надо встать плечом к плечу.

«Издревле люди замечали…»

Издревле люди замечали,

Как Соломон, поэт-мудрец, —

Есть у всего свое начало,

И должен быть всему конец.

И как ни страшно верить в это,

Но все-таки когда-нибудь

Последний человек планет

Вдохнет последний воздух в грудь.

В дали веков непредставимой

Не разглядеть его лица, —

Так свет звезды сквозь клубы дыма

Способен лишь едва мерцать.

Но вдруг — души его осколок

Взорвется болью в том из нас,

Чей путь еще, быть может, долог,

Но с кем старинный род угас.

ТАИТЯНКА

Нет, не с гогеновских полотен

Легко сошли Вы,

Где знойный воздух прозрачно плотен,

Где много темной и грешной плоти

Такой счастливой.

Вы не оттуда, где шум наката

Столь равномерен,

И вереницы валов покатых

Бегут с рассвета и до заката,

Крушась о берег.

Вас породили не южный остров

И пальм фонтаны,