Эон памяти - [9]

Одним словом, я вступил в новую жизнь. Крохотного щенка швырнули в морские волны, даже не предупредив его о том, что такое море.

– Плыви, малец!

Отец вернулся в Дели, а мать ещё некоторое время находилась со мной в Москве. Должно быть, оттягивала своё возвращение в раскалённую столицу Индии. Не любила она Дели, отчаянно не хотела ехать туда и всё время вываливала на Юрваса какие-то помои. Я пытался разобраться, что с ней происходило, но она отказывалась от моего внимания, злилась, срывала своё настроение на мне.

Как-то раз, когда я был дома, она крепко выпила и швырнула в меня бюст индейца (был у меня такой бюст краснокожего воина, сделанный из папье-маше), индеец раскололся, ударившись о стену. На столе у меня лежал длинный скальпель, которым я чинил карандаши, и я почувствовал всей кожей, что через несколько минут этот скальпель может воткнуться в меня, полетев вслед за индейским бюстом. Пьяное раздражение способно на всё… Я тихонечко спрятал этот тяжёлый нож в выдвижной ящик стола, стараясь делать это плавно, без резких движений, дабы не привести мать в неуправляемое состояние. В то время я не был готов к смерти.

Мать частенько говорила с отцом о разводе, мол, разведёмся мы, тогда и посмотрим, кто есть кто. Я не понимал, о чём она твердила. Знал лишь одно: ни с кем из них не останусь. Моя семья состояла не из отдельных отца и матери, а из их совместности, из их единства. Хотя единство это было тягостным. Впрочем, я верил, что однажды всё наладится.

А матушка заканчивала каждый наш с нею разговор одной и той же фразой.

– Иди, иди к своему папочке!

Мне казалось, что в ней не было по отношению ко мне ни самой малости любви. Но даже теперь, когда я смотрю на всё абсолютно трезвыми глазами, мне хочется думать, что это моё мнение (об отсутствии в ней любви ко мне) было ошибочным. Она не могла не любить меня. Просто она не умела выразить свою любовь.

Когда она уехала к Юрвасу в Дели, я будто утонул. Вокруг меня вязко струились абсолютно чужие мне чувства и эмоции. Мир был заполнен всем самым для меня противным. Мне казалось, что я не выдержу и умру.

Но я не умер. И это доказывает, что свыкнуться можно со всем, даже самым неприемлемым. Теперь я вспоминаю о Приюте, как об одном из самых чудесных периодов моей жизни. Плохое выветрилось, осталось только хорошее. Тем и замечательна моя жизнь: она состоит только из хорошего…

Меня пытались научить курить, но я отказывался, так как не видел в этом ничего вкусного. Меня приучали к картам, однако я не втянулся, не было во мне азарта. Зато мне открылся безбрежный мир женщин, о котором я, естественно, знал, но с которым никогда ещё не соприкасался. Только сладкие и томительные мечты жили во мне… Почти в каждой комнате были спрятаны где-то фотографии с голыми девицами; эти фотографии воспламеняли воображение и тело, но не приносили удовлетворения. Меня окружали мои сверстники и мальчишки постарше, я мог поговорить на эту тему. В Индии я был практически лишён такой возможности, так как ребят рядом со мной было очень мало (наш класс насчитывал всего семь человек).

Однажды я получил от папы письмо, в котором он сообщил мне: «Мы уже целый месяц совсем не ругаемся с мамой». Эта новость не просто порадовала меня, но превратила на некоторое время в счастливейшего из людей. Папа и мама не ссорятся! Что может быть лучше? Что может быть замечательнее? Что может быть волшебнее? Что может быть невероятнее?

И вот я приехал к ним на лето. Ожидание было долгим, но оно оборвалось пропастью безысходности. Я прилетел в Индию, мою родную Индию, и обнаружил, что родительские ссоры, к сожалению, возобновились. Топор войны не долго хранился в земле. Помню, как после очередного скандала отец взял меня с собой в ресторан.

– Поехали, посидим где-нибудь.

Он пребывал в отвратительном состоянии. Мать опять ревновала, начала крепко пить…

Ревность… Страшная, разрушительная сила… Эта стихия не поддаётся усмирению разумом и потому губит всё, что попадается ей на пути. Уничтожает людей любимых и людей ненавидимых.

Юрвас отвёз меня в какой-то ресторанчик и неожиданно для меня поведал мне о своей жизни. Он оказался замечательным стратегом, он опередил мою мать. В его изложении история его жизни оказалась более трагичной, чем это могло бы выглядеть в устах моей матери. Он умел выстраивать вербовочную беседу! Моя матушка никогда не сделала бы тех акцентов, которые поставил Юрвас. Именно таким и должен быть профессиональный разведчик. Много лет спустя я оценил это…

В ресторане царил полумрак, играл оркестр. Обстановка для меня была новой и приятной. Сидя напротив меня с кружкой пива, отец рассказал мне, что уже был женат однажды. Я видел, что эти слова дались ему нелегко. Он не знал, как я восприму наличие какой-то женщины, которая доводилась когда-то ему женой. Я слушал спокойно, старался никак не реагировать. Да и как мог я реагировать? Хохотать? Плакать? Хмуриться? Я просто слушал.

Ту жену звали Валентина. Позже я не раз слышал её имя во время родительских ссор.

Не могу ручаться, что Юрвас и Валя любили друг друга по-настоящему. Возможно, они вообще были просто товарищами, которым подвернулась возможность уйти от родителей, а заодно и начать активную половую жизнь. Но как бы то ни было, однажды их чувства угасли. Они захотели чего-то иного. Юрвас повстречал Нину, а Валентина – кого-то ещё. У них был уговор: не мешать жизни друг друга, не вторгаться в интимные отношения. Отец условился с Валей о знаке на тот случай, если кто-то из них приводит в дом любовника (любовницу). Таким знаком была воткнутая в дверь булавка. Однажды он вернулся домой с работы и, дёрнув дверь, обнаружил, что она заперта изнутри. К своему удивлению, он обнаружил воткнутую в дверь булавку.