Эныч - [3]
Эн Энович вскрикивает. Крутанувшись волчком, выбрасывается из кухни в коридор и, в компании плетенок и пиджака, — на лестницу.
На лестнице Эн Энович сталкивается с соседкой — коротконогой пингвинотелой пенсионеркой Натальей Яковлевной. Подъезд переполняется возмущенным шипением. Во дворе Эн Энович останавливается, несколько успокаивается и, переводя дыхание, говорит:
— ДЯДЬКОВНЯ какая-то.
Через секунду из покинутого Эном Эновичем подъезда доносится истошный крик Натальи Яковлевны, и из дверей вылетает белая студенистая масса, к которой прилипли солнцезащитные очки. Масса ведет себя довольно активно: пляшет, кривляется, подмигивает Эну Эновичу из-под очков и норовит ухватить его за локоть. Эн Энович отмахивается.
— Пошла в ДЗУ-ДЗУ, зараза!
Нахальное существо молниеносно шмыгает в парадное, и сверху доносится гамма воплей различных тональностей, принадлежащих Наталье Яковлевне. Эн Энович бросается за угол.
Двор, угол, проспект. Прыжок через траншею. Площадь Корволана.
Переходя с бега на шаг, он пытается осмыслить происшедшее.
«Полбутылки. Нет, меньше… Стакан с довеском. Несерьезно. А несерьезно, так и думать нечего. Ломать голову. Чепуха привидится — а ты разбирайся. Сволочи!»
Свернув с площади в Луков переулок, Эн Энович оказывается у пивной.
— Эныч!
Со стороны Старозаветной улицы к пивной приближается его знакомый по двору, Коля Кувякин.
— Третьим будешь? — говорит Коля. — Я Семена в стекляшку послал.
Эн Энович смотрит на уличные часы. Восемь.
— Семена-то? Он же РЗИБАЙ, — негодует Эн Энович. — Не достанет.
— Будь спок. Достанет. Пойдем пока по кружечке пропустим. Взяв пиво, они выходят на улицу.
Среди разноголосья выделяется сочный бас потомственного рабочего Михеича.
— Молокосос, — гудит Михеич. — Откуда деньги-то на пиво? Украл? Сколько, говоришь, лет? Двадцать четыре? Сопляк еще. Я до женитьбы рюмку ко рту не подносил. Мимо пивной проходить боялся. А вы?.. Распустились.
Сделав пару глотков, Коля поглаживает мутный бок кружки.
— Ты, я гляжу, уже в спортивной форме? Эн Энович кивает. Отхлебывает.
— Тебе с твоей попроще, — вздыхает Коля. — Она у тебя на смене, а…
Эн Энович машет рукой:
— Да БЕ-БЕ она в глот! О бабах еще талдычить!..
— Работать не хочешь! — раздается гудок Михеича. — Я с двенадцати у станка.
— Часов или лет? — интересуется ехидный голос.
— Что? — ревет Михеич. — Да я сорок лет. Мальчишкой. Родину. Под Ельцом. Проливал. — У него перехватывает дыхание. Михеич хрипит — Кулаков. Лебеду жрал. С белофиннами. Сволочь.
— Понесло козла по кочкам, — смеется Коля. — Телек вчера смотрел? Видел, как «Спартак» «конюшню» обул?
— «Спартак» — ГНО, — бурчит Эн Энович.
— А другие, что — лучше? — не соглашается Коля.
Эн Энович ответить не успевает: появляется запыхавшийся Семен.
— Что? Взял? — спрашивает Коля.
— Да взял, конечно. Водку. Только такое дело, понимаете ли, — Семен заглаживает жидкими волосами надлобную лысину, дергает острым носом. — Я уже взял, расплатился, а Светка-продавщица мне говорит: «Пойдем в подсобку, морячок, там у меня для тебя еще что-то есть». Заходим, и тут, понимаете ли, она бросается на меня. И начали мы с ней, конечно, под полными парусами бороздить океанские просторы. А когда перешли экватор…
— Ладно, не заливай, — перебивает Семена Коля. — Все же знают: ты на подлодке служил, комиссован по радиации, и дядек у тебя давно проржавел. Давай, доставай пузырь!
— Нет, ребята, я не вру. Все так, понимаете ли, и было. Вы только не беспокойтесь, но когда мы со Светкой пришвартовались, бутылки я не нашел. Ее, наверное, под шумок примагазинная алкашня увела. Но вы, конечно, не волнуйтесь, ребята, — Семен выставляет перед собой ладони, — сейчас, понимаете ли, все придумаем обязательно…
— Ах ты рачок недоношеный! — сжимает кулаки Коля. — Да я тебе щас…
— О! Михеич здесь! — вскрикивает Семен. — Что ж вы молчали, демоны! Сейчас, конечно, пятерка будет!
— Михеич не даст, — произносит Эн Энович. — ПИНДР он. Такой же, как ты.
— Да вот он и сам к нам идет. Вы пока про Светку дослушайте… — Семен вдруг смолкает. К ним пробирается Михеич. Его походка неузнаваема. Михеич пританцовывает, покручивая тощими бедрами.
— Мальчики! — голос Михеича теперь звучит почему-то гораздо выше. — Приветик!
— Приветик, — говорит обалдевший Коля.
Глазки потомственного рабочего, скользнув по Коле и Энычу, впиваются в фигуру Семена. Шея Семена чуть удлиняется, выгибаются уголки его губ.
— Что, мальчики, сообразим? — обращается ко всем Михеич, не отрывая взгляда от зарумянившегося Семена.
— Мы щас, — поспешно объявляет Семен, обхватывая Михеича за талию и уводит.
— Да я ведь с двенадцати… — доносится до Эна Эновича и Коли.
— А я, понимаешь ли, конечно… Парочка скрывается из виду.
— По-моему они шизанулись, — вертя пустую кружку, заявляет Коля. — Что теперь делать-то, Эныч?
— Пить, — говорит Эныч. Слышится торопливый шепот:
— Милиция!
Поигрывая блестящим на солнце никелированным свистком, к толпе приближается младший сержант милиции. Его фуражка лихо сдвинута на затылок, глаза-лазеры ощупывают примолкнувшие фигуры посетителей.
Цыкнув зубом, Эн Энович изрекает:
— МУСР БНЫЙ.
— Мусора испугались, — качает головой Коля. — Ну народ!
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
Поздно вечером на безлюдной улице машина насмерть сбивает человека. Водитель скрывается под проливным дождем. Маргарита Сарторис узнает об этом из газет. Это напоминает ей об истории, которая произошла с ней в прошлом и которая круто изменила ее монотонную провинциальную жизнь.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.