Entre dos tierras - [91]

— Ты читаешь мои мысли, Овер, — прошептал Охотник, прижимаясь лбом ко лбу своего короля. Испарина к каплям растаявшего снега. — Не отговаривайся. Я не сержусь на это. Но сейчас я приказываю тебе их прочесть. Ради всего того, что есть между нами…

«…я прошу от тебя решения одной маленькой проблемы. Ты не рассказываешь мне всего. Ты лжёшь во благо. Ты прячешь от меня боль, как будто от этого она исчезает. Я готов играть по твоим правилам, но эта игра затягивает, Овер. Однажды мы оступимся, решая, что для другого благо, а что нет. И это уже будет переписывание чужого кода под себя, под свои мысли и понимание. Что ты выберешь, Овердрайв? Стену благой лжи или нестерпимо обжигающую симметрию истины?»

Распахнуть глаза. Слишком близко, боги…

Киловольты и синее пламя.

— Мы друг в друге увидели столько… что до сих пор… стоим у порога18… — если не знать, что это песня, никогда не догадаешься по сбивчивому шёпоту Кристиана. — Я никогда не хотел лгать тебе… и сейчас не собираюсь. И прости, что заставил тебя задать этот вопрос… Алекс.

«Ты не хотел отдавать мне свою боль, а теперь хочешь разделить мою?.. Хорошо. Вот он я, без блокировок, без паролей… Всё, что хочешь знать обо мне… спрашивай. Но, умоляю, отныне не проси меня решать за двоих, Охотник. Никаких больше „Выбирай сам, Овер, админские права у тебя, а я тут в сторонке постою“. Высказывай своё мнение, хоть вслух, хоть… так. Я ловушек тебе ставить не собираюсь. Прошу, оставайся со мной тем, кто ты есть. Рука об руку. На равных. Да, Алекс, это симметрия. Это баланс, чёрт возьми, без которого не пройти по мосту над пропастью. Договорились?»

Синхронизация. Алекс коротко коснулся губами тёплой щеки Криса.

«Да, Овер. Я останусь твоим и буду рядом, как бы ни было трудно. Потому что я всё равно не смогу уже уйти на дальнюю орбиту».

Домой. Мне ничего не стоит взять тебя на руки и пронести эти несколько сотен метров через уходящую вразнос январскую метель. А завтра утром мы полетим в любую клинику, где будут готовы принять, и поставим обновления на твои наномашины. Деньги уже две недели как на твоём счету, а ты старательно культивируешь в себе не только избирательную глухоту, но и избирательное зрение. Но больше я это терпеть не намерен. Быть может, если твоё сердце будет биться ровно, то моя совесть, наконец, заткнётся и перестанет вместе с заразой грызть меня изнутри.

Ибо ради тебя, Овердрайв, я готов на всё.

* * *

— Лин, да ты рехнулся, — с порога выдала Мария, размахивая смартфоном, на экране которого светилось уведомление о сумме, поступившей на её счёт с пометкой «Моя первая зарплата для сестры». — Откуда это?..

Вместо ответа Лин сунул ей помятую листовку с призывом участвовать в исследованиях на благо личности, государства и светлого межпланетного будущего, добавив:

— Не парься, Маш. Это было абсолютно безопасно. Мы с Кирой как следует вникли в…

— …срочно его увидеть! — матовая дверь палаты едва успела отъехать в сторону под напором темноволосой фурии по имени Линда. — Во что ты ввязался на этот раз? И так здоровьем не блещешь, нет, надо себя совсем угробить. А тебе, Маша, на брата наплевать, да? В упор не видишь, чем он там занимается?

— А ты, мам, откуда узнала? — напряжённо прищурившись, спросила Мария.

— Эти ваши учёные наконец-то догадались прислать уведомления родителям. Папу не жди, он ради тебя за семь вёрст не…

— Непр-равда! — вскрикивает Лин, привстав на кровати, и Маша ловит его за руку, пытаясь утихомирить парня прежде, чем мать успеет воспользоваться эмоциональным порывом своего сына, но уже поздно, и фурия почуяла запах свежатинки.

— Лин, а ты внимательно читал условия договора? — чуть наклонив голову, спросила Линда. — Там написано, если пациент несовершеннолетний, оплату принимает его законный представитель. Так что спасибо, конечно, ты мне очень…

— Не тебе, мам, — Лин молниеносно овладел собой, и теперь с Линдой вновь разговаривала бесстрастная маска информационного бота, каких полно на перекрёстках городов транскода. — Хидео подписал согласие быть моим законным представителем, и я провёл деньги через его счёт.

Линда судорожно втянула воздух в грудь, словно готовясь разразиться длинной тирадой, но потом как-то резко сникла, почти равнодушно пожала плечами и тихо сказала:

— О, ну раз ты уже взрослый мальчик, то в состоянии сам себя обеспечивать. Не сегодня так завтра возьмёшь в жёны эту свою Киру. Ой, а где же вы жить будете? А где придётся, сынок, потому что про свою долю в моей, — Линда сделала упор на это слово, — в моей квартире и думать забудь. Ты понял?

— Мам, да при чём тут… — попыталась вклиниться Маша, но Линду уже несло.

— Считай, из-за папы ты её потерял, вот пусть он тебе и помогает! А так хоть бродячими артистами становитесь. Детей с Кирой наплодите и можно цирк уродов открывать, что… Ай!

Пластиковый стакан с томатным соком, пущенный меткой рукой сына, летит прямо в лицо Линде. Густая красная жидкость обдаёт ей грудь и растекается по ярко-зелёному платью, словно бутафорская кровь. На секунду Линда замирает, как вкопанная, не зная, что ей отыграть — то ли смертельно раненную мученицу, то ли разгневанную валькирию, но жизни в ней слишком много, чтобы упасть в обморок, а ярости отчего-то оказалось меньше, чем нужно для того, чтобы схватить обездвиженного Лина за шкирку и влепить ему пощёчину.