Entre dos tierras - [171]

Кроме внутреннего огня, — на первых строчках Овер ещё рычит, затем сходит на шёпот, всем телом чувствуя, как отзывается Алекс на стихи, невесть откуда залетевшие в птичью голову.

Прокусив губу, Кристиан резко выгибается, запрокинув голову и впившись напряжёнными пальцами в свою грудь… или в грудь Охотника? Оверхантера, гибридного существа, каждая клетка тела которого — высокооктановый сплав атмосферного электричества и ядерного пламени. Сверхчеловека, срок жизни которого исчисляется в минутах, но этого времени его создателям будет достаточно, чтобы с нуля переписать ошибочный код двух миров, даже если они выгорят до нуля и рассеются пеплом по ладожскому берегу.

Огненный шторм уходит во всех трёх кооординатах, сметая на своём пути массивы данных и стены хранилища. Горят ячейки с детскими игрушками, вербными веточками, конфетами, купюрами, горят велосипеды и кожаные чемоданы, сгорают счастливые билеты на поезд, вечно спешащие часы, опаздывающие часы, отпечатки босых ног в песке, прошлогоднее вишнёвое варенье и акварельные краски, пылает чья-то маленькая Венера и чей-то Марс. Даже монолитные перегородки превращаются в жидкий металл…

Алекс обессиленно вцепился в птичьи крылья.

Четыре процента. Во всех смыслах. Вытащи меня отсюда, Овер.

— Всё, Охотник, всё, — Овердрайва бьёт крупная дрожь. Если б не саднило так в груди и не жгло ладони, сравнил бы с оргазмом. — Мы сделали это… Пойдём отсюда, родной.

Птица обнимает своего охотника руками, а потом крыльями, и от этого становится спокойно и тепло. Невесомое тело Алекса поднимается в воздух.

Пойдём, говорил он.

Полетим, Овер.

— Ничего, если я засну? — привычно спрашивает Алекс.

— Ничего, свет мой, — откликается Кристиан, и, подавив болезненный стон, отрывается от зеркального пола. — У меня хватит сил на двоих…

Обратный путь лифт проделал в штатном режиме. Оно и понятно, Лин наверняка уже разлогинился, и некому превращать кабину в стартующую ракету. Ну и отлично. С боевым крещением тебя, юный хакер.

— …ни шагу! Отпущу, когда твой папа починит всё, что сломал.

Стремительным бесшумным движением Крис вскинул руку в сторону, придержав Алекса, и осторожно выглянул из раскрывшейся двери.

— Ничего он тебе не починит! — выкрикнул Лин, пряча за злостью растерянность и страх.

Две тонких фигуры — стройный японец, прикрывающий собою испуганного подростка, и третья — медвежья гора с каким-то гибридом плазменной пушки и пулемёта в руках.

[Любая дверь, Лин. Позади тебя. Падай смело и втяни с собой Хидео. Три, два…]

— Ну, тогда… — прорычал Рафаэль, снимая пушку с предохранителя.

Полсекунды мне хватит, Санти. Всегда хватало.

За спиной Лина проявляется узкая деревянная дверь сожжённого домика на Ладоге, и на её шершавых брёвнах прорастают тонкие живые побеги.

Мальчик откидывается назад, увлекая за собой летучую мышь родом из Токио, и Рафаэль стреляет. Отдача едва не отшвыривает аргентинца назад, и Хидео отчаянно кричит, но плазменный выстрел лишь слегка задел ногу хакера по касательной, и дело ограничится ожогом и коллективными извинениями, если Маша будет снисходительна. Крис бросает остатки сил на пробой короткого пространственного канала, выкидывая сына и зятя на площадь перед офисом. Дальше не потянуть, а, впрочем, этого им вполне хватит для побега.

И прежде чем Крис успевает хоть что-то понять, Алекс вырывается из его рук, вкладывая в прыжок последние проценты своего заряда, и с размаху разворачивает Санти лицом к Оверу, заламывая аргентинцу руки за спину.

[Он твой. Я уже не смогу.]

Острый мысок серебристого шнурованного сапога с размаху вонзается промеж ног Санти. Ещё раз. И ещё, пока Рафаэль не скукливается, уже даже не рыча, а жалобно стоная от боли. И в довершение экзекуции каждый удар сопровождается болезненным разрядом в пару десятков киловольт.

— Больше… тебе… нечем будет… порадовать Линду, — тяжело дыша, выдаёт Кристиан.

Порванные яйца в транскоде — неизлечимая импотенция в реальном мире. И ты знаешь это не хуже меня, Санти.

Оставив аргентинца задыхаться от боли на светлом полированном мраморе в холле корпорации, Крис подхватил Охотника под руки и почти упал вместе с ним в синий слепящий свет на выходе.

— Любая дверь, Охотник. Лишь бы с тобой за руку.

О боги Сети, похоже, это его карма — устраивать эпичные взломы на последней, самой жестокой волне июльской жары.

— Алекс… Кинь меня в воду… Прошу… Если ещё можешь…

Полёт над землёй на руках родного человека и прохладная ладожская волна, обдавшая лицо. Что ещё нужно для счастья?

Опустив едва дышавшего Криса в воду, Алекс уселся рядом, так, чтобы голова хакера лежала на его коленях и прибойная волна не залила ему нос. Опять кровь пошла, Овер…

— Спасибо, свет мой…

Еле слышно тебя, птица, и глаза закрыты, лишь длиннющие ресницы дрожат, ловя первые лучи рассветного солнца. Странная штука транскод. Такая же странная, как жизнь. Чтобы работать на чтение, особых усилий не требуется — знай себе мотайся туда-сюда по течению да лови восходящие потоки воздуха. Но если вдруг захочешь переписать хоть одну строку, хоть одну букву кода, река-под-рекой вынет из тебя душу, проверяя на прочность, глядя на просвет — чист ли, сможешь ли выдержать её заряд, не сгоришь ли в её огне… И отличие хакера от юзера в том, что у хакера хватит сил идти, раскинув руки, против грозового ветра транскода, а у обычного юзера — не хватит.