Entre dos tierras - [166]

— Тут я, Кира, — откликнулся мальчик, переключился на шахматную доску и сделал ход почти не глядя. Если не упустишь мою ошибку, то наверняка выиграешь, радость моя.

А ночью настанет наше с папой время побеждать.

* * *

При всём своём скептическом отношении к разного рода приметам и традициям, в последние годы Георгий Лисовский не изменял одному правилу, которое установил сам себе, когда только устроился на работу в Институт нейрофизиологии. Отмечать день рождения на даче под Прагой. А после всех этих приключений, в которые его угораздило ввязаться на старости лет, учёного тянуло уехать в Чехию насовсем, забыв Москву-2 как не очень-то страшный, но выматывающий душу и тело сон длиною в пятнадцать долгих зим.

И жарким утром на излёте июля, перед очередным бессмысленно-формальным допросом, Лисовский собрался с духом, продумал схему ментальной атаки на следователя и решительно окатил голову холодной водой, вспомнив, как это делал Кристиан, когда его импланты перегревались от долгой работы в Сети.

Гора, однако ж, сама пришла к Магомету в виде начальника Следственного управления, имевшего вид печальный и растерянный. В коротком разговоре выяснилось, что два дня назад горячо любимая жена начальника попала в аварию, и врачи все как один заявили, что если ей и светит дальнейшая жизнь, то не более чем в состоянии овоща.

— Вы сделаете ей операцию, — даже на грани отчаяния пожилой, измотанный бессонной ночью чиновник не растерял командных ноток в голосе. — И если всё пройдёт успешно, я лично прослежу за тем, чтобы вас оставили в покое.

Лисовский не стал уточнять, что будет, если всё пройдёт неуспешно. И так ясно, что глубже дна не провалишься.

— Когда я могу осмотреть вашу супругу? — уточнил профессор.

— Прямо сейчас, — начальник Следственного управления приглашающе махнул рукой в сторону выхода. — Пройдёмте в мой автомобиль.

Честно сказать, Лисовский ожидал худшего, но голова жены высокопоставленного начальника оказалась разбита не больше, чем бывают разбиты головы других жертв автокатастроф. При взгляде на пожилого чиновника, который мялся в изголовье больничной койки, профессор едва удержался от того, чтобы прочесть его мысли, но решил, что игра не стоит свеч. А потому, переключив своё внимание на главного врача больницы, Лисовский попросил:

— Позовите анестезиолога и дежурную бригаду реанимации. А ещё мне нужно кое-какое оборудование.

— Каковы шансы? — голос чиновника дрожал от плохо скрываемого волнения.

— Шансы, что она не станет растением или не потеряет память? — уточнил Лисовский. — Первого мне удастся избежать почти со стопроцентной вероятностью. Насчёт второго пока ничего обещать не могу, но, — почувствовав на своём затылке тяжёлый взгляд мужа пострадавшей, профессор добавил, — сделаю всё возможное, чтобы она смогла вспомнить вас, когда очнётся.

* * *

Ночью пепелище, залитое лунным светом, превратилось в чёрную дыру посреди серебрящейся ночной росой прогалины. Алекс, не веривший в произошедшее до последнего, на подгибающихся ногах вышел из машины и сделал несколько нетвёрдых шагов к тому, что когда-то было его Домом.

Ближе… В ноздри ударил запах палёного, убийственно едкий и настолько сильный, что весь остальной мир с его ветром близкой воды, сыростью мшистых валунов и смоляной свежестью ельника канул в небытие. Только сгоревший дотла Дом и Охотник. Один на один.

Алекс опустился на одно колено у края чёрной пропасти. Ладонь коснулась золы — внутри ничего не отозвалось. Он растёр в пальцах давно остывшие угли. Что это было? Кухонный стол? Трюмо в коридоре? Или, быть может, солома, что застилала пол чердака под раскалённой солнцем крышей? Да какое это теперь имеет значение…

По щекам Алекса потекли слёзы. Пустота, царившая в груди, взорвалась яркой вспышкой всего спектра чувств, какие только доступны человеку. Уже не контролируя себя, не пряча искажённое болью лицо, Алекс медленно провел чёрной от сажи ладонью по своим растрёпанным волосам, убирая их с пылающего лба назад, к затылку. Сейчас я стану твоего цвета, Овер. Сейчас я стану этим пепелищем, всего лишь вскрыв истинное положение вещей в своей источенной болью душе. Сейчас я отрекусь от того, что у меня уже отня…

«Но я у тебя останусь навсегда», — голос на краю сознания был воплощением Вселенского спокойствия.

Овер?.. Снова залез в мою голову без спроса, раздери тебя троян?!

«Я не он. Или ты успел забыть, что я тебя жду?»

Жду, жду, жду… Эхо разносило чужой голос по всем закоулкам мозга. Алекс взвыл сквозь стиснутые зубы, запрокидывая голову к полной луне, небесным фонарём висевшей в зените. И Волк, неслышимый для всех, невидимый глазу, вторил ему на одной низкой ноте, заглушая трезвон в ушах и боль в груди.

Я не забыл тебя, Волк. Такое не забывают. Я знаю, что ты ждёшь меня, ждёшь моей смерти так же, как и некоторые в этом, реальном мире. Они выдирают из моих рук то, что имею, они льют отраву в мои вены, они раздирают тело, чуть ли не зубами рвут на клочья. Но всё равно они гуманней в этой своей бессильной ярости, чем ты, Волк. Призрак, выбравший меня своей жертвой на одном из тысячи ладожских островов. Выбравший только за то, что так похож на тебя, будто мой дух — реинкарнация твоя во второй половине двадцать первого века. Ты молча ждёшь, напоминая о себе изредка… Нет, даже зараза, которая изо дня в день превращает мою жизнь в ад, благородней тебя.