Entre dos tierras - [155]

Самое время подготовить чудо-зелье. Буйная смесь нейростимуляторов с миорелаксантами и ещё парочкой веществ, которых этому бугаю-охраннику ни в жизнь не выговорить.

Резкая телефонная трель, разорвавшая тишину лаборатории, заставила Лисовского подпрыгнуть на месте. Да от такого звука сердечный приступ поймать можно. Не заботишься ты о своих гражданах, господин Президент.

Охранник встрепенулся.

— Ну чё, готовы? Пойдёмте?

О, ну хоть на «вы». И на том спасибо.

— Ещё минуту, — как ни в чём не бывало ответил Лисовский. В конце концов, я тут единственный, кто знает, что делать. Мне можно.

Девяносто семь процентов… Девяносто восемь…

Ради большой и малой сероглазых птиц.

Девяносто девять…

Ради истины, которую их племя ценит превыше правды.

Сто процентов. Запись программы завершена.

Магниты отключаются, и серебристая пыль опадает в узкую ложбинку на дне контейнера.

Лисовский убирает контейнер в серебрисый чемоданчик, рядом со шприцом, заполненным зеленоватой жидкостью, и выходит из лаборатории в сопровождении охранника.

За спиной учёного коротко звенит колокольчик — это настенные цифровые часы отмечают время.

06:00

Президент уже мается в лабораторном кресле, в нетерпении пиная носком ботинка ни в чём не повинную тумбочку.

— Побыстрее, ладно? У меня в девять прямая трансляция.

Лисовский коротко кивает. Бесполезно же говорить, что меньше двадцати минут процедура всё равно не может занять, а с такой хреновой кровью, как у тебя, рулевой моей страны, она растянется минимум на полчаса.

Рывком вытянув длинные трубки из недр перегонной призмы, учёный установил катетеры и приготовился вогнать их в вены Президенту. Ненавижу, когда он вот так, с хозяйской усмешкой, смотрит на мои метания по этой его тайной комнатке, словно я неумеха-лаборант, который впервые в жизни делает внутривенную инъекцию. От этого взгляда, помножающего на ноль всех и вся, и вправду теряешь свои навыки…

Нет, тебе меня не одолеть, чёртов дикатор. Я сильнее хотя бы потому, что…

Руку Лисовского свело короткой судорогой, и игла вонзилась в дряблую стенку вены Президента.

— Ты что творишь, пёсий сын?

Чёрт, сорвался всё-таки. Потерял самоконтроль. Лисовский почувствовал, как на его затылок ложится холодная, липкая рука ожившего мертвеца, и его черепная коробка начинает размягчаться, пропуская в себя эту чужеродную плоть, что способна выведать все его намерения, узнать о невероятном ночном бдении совместно с… Но если нельзя думать о том, что собираешься сделать, думай о работе, пан. Вспомни первую лекцию, которую ты прочёл студентам третьего курса факультета прикладной нейрофизиологии. «Мы сами не понимаем, каким богатством нас одарила Природа», сказал ты, держа в руках сосуд с заспиртованным человеческим мозгом. И хорошо, если не понимаем, добавил бы ты сейчас.

— Простите, господин Президент. Немного устал…

Что-то с коротким звоном упало на кафельный пол сумрачной комнатки. Лисовский кинул быстрый взгляд себе под ноги. Золотая ручка с острым пером.

— Подними, — приказал Президент.

[На колени передо мной.]

Острая игла императива вонзилась Лисовскому в темя, но, уже приготовившись к боли, учёный внезапно понял, что его мозг способен растворить этот смертоносный металл, словно концентрированная кислота. У меня, оказывается, иммунитет к любому внушению. Тебе не зацепить меня, безумец. Но ради тех, кого я должен вывести из-под твоего удара, мне придётся принять эту боль и добровольно подчиниться приказу, прежде, чем ты заметишь мою неуязвимость.

Плавным движением профессор опустился на колени, осторожно захватывая скользкую ручку чистой салфеткой. Соблюдение гигиены — правда. Срыв возможной попытки отравления — истина. Знаю я, как вы там в спецслужбах любите баловаться с контактными ядами…

Скрюченная рука принимает золотое перо и продолжает маячить перед лицом Лисовского.

— Целуй, — хрипит Президент.

Ты же гений мысли, пан. Так вообрази себе губы какой-нибудь красотки, и нет проблем.

Но Лисовский не отключает своё восприятие, навсегда вбивая в свою память эту дряблую кожу, этот запах старости — не светлой, мудрой старости, как у него, Георгия, а тёмной, отчаянной, безнадёжной, желающей подняться до невиданных высот и оттого ещё сильнее вязнущей в своём гнилом болоте…

Мне почти жаль тебя, Президент, но ты всё-таки мразь ещё та. И спасибо тебе за этот заряд ярости. Он поможет мне дописать код нашей общей с Крисом программы. Прямо сейчас.

— Удачной вам конференции, господин Президент. А теперь расслабьтесь и закройте глаза. Процедура займёт полчаса, — поцеловав руку диктатора, Лисовский стремительно поднялся с колен, вогнал ему в вену второй катетер и незаметным движением активировал механизм захвата, скрытый в подлокотниках кресла, так что теперь Президент оказался прикован к сиденью. Предупредительно отодвинув тумбочку подальше от кресла, Лисовский развернулся к приборной панели и с размаху запустил установку. Можешь сколько угодно сучить ногами, коротышка. Теперь моя очередь быть сверху.

— Какого хр…

Широкий скотч залепляет рот Президента, и ему ничего не остаётся, кроме как, выпучив глаза и бессильно сжав кулаки, наблюдать за тонкой струйкой серебряной пыли, которая подобно притоку большой реки, вливалась в его тёмную кровь, изредка перемежаясь каплями неведомой зеленоватой жидкости, поданной этим чёртовым маньяком в основной резервуар.