Entre dos tierras - [135]

Аукнется тебе это ещё, Санти. Руки Линды с остервенением стягивают запястья седого кодера за спиной. Вывихнутое правое отзывается такой адской болью, что от крика, кажется, уже звенят стекла в шкафу. О, как я давно мечтала об этом, Алекс. С того самого дня, как мой муж, бросив всё, сорвался к тебе и остался так надолго. И если б не эта дарственная, я бы тебе собственноручно вырезала ливер. Прямо здесь. Прямо сейчас.

— Включаю. Отходите в сторону, — командует Олеся, но рядом уже никого нет.

Рафаэль невозмутимо разминает руки, видимо, готовясь к схватке с Кристианом, который по всеобщим расчётам должен был появиться в лаборатории максимум через полчаса. А Линда, пряча глаза, задумчиво крутит в руках поводок с окровавленными шипами.

Твое время вышло, Александр Рыков. Алекс. Санька. Dreamhunter.

Разночастотный шум накрыл с головой. Он сопротивлялся, сколько мог, до последнего игнорируя нарастающий в ушах звук, с которым боль в груди то и дело попадала в резонанс, усиливаясь в разы. Стянутые за спиной руки своим нытьём вносили приятное разнообразие в этот ад из судороги и всполохов под веками.

А потом Охотник сдался. И волна звука подхватила его и швырнула об острые скалы. Раз за разом худое тело со связанными руками напарывалось на яркие слайды горьких, как сок полыни, воспоминаний. И от того, что на самом деле он просто катался по зеркальному полу, размазывая на нём жёлто-красную сукровицу с ран, рыча, как раненный зверь, и крича от боли, становилось не легче.

Двойник в транскоде. Обманка, которая столкнула его в пропасть боли, подсадила на этот сверхсильный анальгетик, чуть не заставила положить болт на Овердрайва.

Взлом моего электронного дневника. Чёртовы ван Эйки! Сколько лет вас уже нет в живых, а я так и не смог простить вам это.

Ночь с Олесей. Нет, две самые страшные ночи с этим чудовищем, с этой собственницей, у которой «хочу» — это будто пароль «12345» ко всем компам сети. Она его долбит в любые поля, и где-то система прогибается, а где-то сгорает в ноль.

Приступ на работе. При всех. Падение на пол офиса, когда всё, что ты помнишь, — это рисунок на линолеуме, встревоженные крики и боль, боль, боль…

Попытка зверя взбунтоваться. Обозвал Овера всезнайкой, забыв смириться с тем, что это аксиома. Он всегда на шаг впереди. Он читает тебя, как открытую книгу. Ты сам ему дал это право.

Приступ аритмии. Тот самый. Не у меня, у него. Увиденный первый раз в жизни. Это сейчас я уже сам ловлю такие променады пульса от сорока к ста двадцати и обратно, а тогда, двадцать лет назад… Страх. Ужас. Понимание того, что ты со своей заразой не одинок в этом мире.

Лисовский. Установка импланта без анестезии ради этих чёртовых денег на комп. «Отдамся науке за умеренную плату». И уже не понять, что сейчас приносит больше боли — картинка из родной квартиры, где занимаются любовью посторонние люди, или всё-таки безумные глаза этого Охотника-от-науки, которому в руки попался беспомощный клиент без гроша в кармане…

Отравленный анальгетик. Все пути-дорожки ведут к невозможному ответу, и я на это повёлся. А надо было всего лишь пораскинуть мозгами, признать, что Крис не может быть таким подлецом… И думать до того, как выпивать полбутылки коньяка, заламывать своему королю руки и грозиться задушить, а не после, наутро, в лучших традициях широкой русской души.

Взлом. Сервера. Компании. Овердрайва…

Алекс начинает задыхаться, опрокидываясь на спину, и в отчаянной попытке сползти с этого чёртового штыря боли, что засел глубоко в сердце, скребёт ногтями по полу, обдирая пальцы до крови. Сволочи вы… Сволочи. Моим же оружием меня. Есть боль более сильная, чем может причинить тело или сталь.

Волчий камень. Который ждёт уже столько лет.

И теряя последние остатки самообладания, попытаться докричаться до небес, до смысла своей никчёмной жизни, насквозь пропитанной болью, называя этот единственный свет истинным именем:

— О-о-овер-рдр-р-ра-а-айв!!!

Гр-рёбаные скоты.

Выжгу дотла.

Словно почуяв угрозу собственному существованию, сканер на входной двери Института нейрофизиологии жалобно запищал, умоляя владельца тонких электрических пальцев не выдавать заряда в электронику, а мирно подождать распознавания, благо отпечатки Криса сохранились в базе данных с той ночи, когда он в состоянии «без пяти минут невменько» приехал на тестирование биополя.

В отличие от монументальной входной, межкомнатные двери в Институте не славились особой прочностью и были легко вышиблены ударом ноги в серебристом шнурованном сапоге.

— Свалили. Все. К хренам, — голос Кристиана уже не рвётся до небес, как в телефонном разговоре с Рафаэлем, но теперь в нём нет и следа паники, случайно пробившейся сквозь этот его вечный запредельный самоконтроль.

Это приказ. Язык ассемблера, троян его раздери.

— Хр-р-рен тебе, Овер!! — товарняк имени Рафаэля Гарсиа Дуарте сбивает Кристиана с ног. Железные пальцы Санти обхватывают голову Овердрайва и пару раз прикладывают его лицом в пол. Блокировка чувствительности не успевает отработать, и отчаянный крик Кристиана сливается с хрустом его тонкого носа. Вывернув руку под каким-то совсем невообразимым углом, Крис пытается зацепить Рафаэля за одежду, но аргентинец прижимает его коленом, вышибая из лёгких хакера остатки воздуха; ещё секунда — и раздавит, как тонконогого паука, которого малые дети считают ядовитым лишь за то, что он выглядит слишком противно.