Энские истории - [4]

Хотя, на мой взгляд, он этого не заслуживал. Громоздкое, громко хлопающее, но в целом абсолютно безобидное, не имеющее никакого отрицательного оттенка слово Сундук никоим образом не могло охарактеризовать его мерзкую и подлую натуру. Точно так же можно было называть его Графом, Принцем или Ангелом. Сутулый, длиннорукий, с жесткими светлыми волосами, голубыми водянистыми глазами и отвратительно бледный — той прозрачной зеленоватой бледностью, которая бывает у обильно менструирующих девочек, он всегда смотрел исподлобья, злобно стиснув кривые узкие зубы, и что-то негромко бормотал себе под нос.

Сундук учился на два года старше меня. Одноклассники его не любили. Хуже того — они его не замечали. Не хотели замечать, и это его бесило. Желая выместить на ком-нибудь свою постоянную злобу, он спускался этажом ниже, где проходили занятия у младших классов, и, наметив себе жертву, принимался с наслаждением мучить ее.

Чтобы придать избиению хотя бы видимость поединка, а себе — добавить толику мнимой доблести, Сундук неизменно выбирал в жертвы мальчиков покрупнее. Я, на свою беду, был довольно рослым ребенком. Когда я учился в четвертом классе, а Сундук — в шестом, он однажды подошел ко мне на перемене и потребовал "жевачки". В те годы достать в маленьком провинциальном городке хотя бы пластинку жевательной резинки было абсолютно нереально. Сегодня героин купить легче, чем тогда — какой-нибудь "Орбит" или "Ригли". Сундук мне явно льстил, полагая, что между мной и, как он выражался, "жевачкой", может быть что-то общее. Одет я был весьма скромно, но (стараниями матери) очень аккуратно, что для Сундука являлось (следуя непостижимой для меня логике) несомненным признаком материального достатка. Где-то там, на мутном мелководье его сознания, чистота ассоциировалась с почти что неприличным богатством. Конечно, я промямлил нечто вроде: "А где я ее возьму?" и моментально получил поддых. "Я буду бить тебя каждый день, пока не принесешь", — прошипел Сундук.

Скверный мальчишка старался сдерживать свое обещание. Следующие два года прошли в напряженном соревновании: я, призвав на помощь всю свою изобретательность, пытался пересидеть невыносимо долгую перемену, затаившись где-нибудь в укромном уголке, а он — движимый черной злобой, булькавшей в его грязной душонке подобно густому зловонному вареву, искал меня повсюду, заглядывая даже в женский туалет. Борьба шла с переменным успехом.

Все разрешилось само собой, когда я перешел в шестой класс. Вернувшись после летних каникул в школу, я обнаружил, что стал заметно здоровее сверстников. Это вселило в меня уверенность, что теперь я смогу дать отпор своему убогому мучителю. Я ждал, когда же он спустится на наш этаж, и уже начинал показывать признаки нетерпения. Через неделю занятий мизерный запас добродушия, накопленный им за три летних месяца, проведенных у бабки в далекой глухой деревне, иссяк, и Сундук наконец объявился.

Я не собирался никуда прятаться; стоял, выделяясь из толпы одноклассников, громко говорил и весело смеялся. Внезапно я почувствовал на себе чей-то липкий взгляд и обернулся. Чуть в отдалении стоял Сундуков; слюна пузырилась в уголках его щелевидного рта. Но я даже не тронулся с места и не отвел глаза. Сундук постоял, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, но близко подойти не решился: он почему-то за эти два года не вырос ни на сантиметр. Мне ужасно хотелось хорошенько наподдать ему; я был готов к драке — но я не был готов напасть первым.

Видимо, Сундук это прекрасно понял; он повернулся и медленно ушел, праздно загребая ногами разнообразный хлам, валявшийся на полу: скомканные бумажки, стержни, обломки авторучки и разрезанный на две части ластик.

Больше он никогда не подходил ко мне; напротив, при случайной встрече отводил глаза и нарочито принимался насвистывать некое фальшивое подобие мелодии: настолько принужденно, что я не мог даже разобрать, в мажоре он свистит или в миноре.

* * *

Незнакомец ощерился в довольной усмешке. Часовые стрелки его маленьких черных усов вздрогнули и, подталкиваемые пухлыми алыми губами, погнали время вспять: без двадцати четыре, без четверти три, без десяти минут два.

— Как вы его, однако, — он сладострастно зажмурился. — Мерзавец, — и причмокнул от удовольствия. — Полагаю, с тех пор господин Сундуков не сильно изменился. Люди вообще мало меняются. Еще и почитают это за добродетель. Желая сделать приятное, говорят друг другу: "Дорогая, а ты все та же, что и десять лет назад…". По-моему, весьма сомнительное достоинство…

— По-моему, тоже, — поспешно согласился я.

— Да-а-а, — некоторое время он сидел в задумчивости. Я молча курил.

— Ну так и что же этот Сундуков? — внезапно встрепенувшись, спросил он.

— Сундуков? — переспросил я. — Да, собственно, из-за него-то все и началось…

* * *

— Я уже совсем было собрался уехать из Энска. Вообще-то, я не планировал сделать это в какой-то определенный день: уехать можно когда угодно, в любое время. Взять билет на ближайший поезд не составляет труда, автобусы с автовокзала уходят по расписанию, а если хочется убраться поскорее — к твоим услугам аэропорт в тридцати километрах от города: Энск делит его с другим районным центром.