Энрико Карузо: легенда одного голоса - [15]

Прости меня, дорогая, пришел репортер. Очевидно, у меня низкое давление, потому что я очень спокоен и сдержан. В соседней комнате работает настройщик и его монотонные «ти-тин» и «блям-блям» гонят мысли из моей головы.

Всегда твой Рико.

Калъе Букарелли, 85, Мехико

22 сентября 1919 года 23.30

Моя Дора!

Ты будешь удивлена тем, что я пишу так поздно, но когда узнаешь причину, скажешь: «Бедный мой Рико!». Закончив пи­сать сегодня днем письмо, я до восьми часов беседовал с репор­тером и мистером Риверой, импресарио. Я очень устал, и к то­му же разболелась голова. Выпив стакан молока и приняв три таблетки аспирина, лег спать. В половине одиннадцатого я про­снулся от ощущения, что кто-то меня укусил. Я включил свет и осмотрелся. Никого. Я решил, что это мне показалось, но в этот момент почувствовал укус в шею. Я провел по шее рукой и уви­дел на ней каплю крови, осмотрел постель и обнаружил в ней трех клопов. Убив их, выключил свет и снова лег спать, но через некоторое время снова почувствовал укус. Я встал, снова осмот­рел постель и обнаружил под матрацем целое скопище этих противных тварей. Бррр!! Я убил всех, но тело ужасно чешется. Сейчас я вижу на рубашке пятна крови: это значит, что я давил их своим телом. Мне никогда не приходилось иметь дело с кло­пами, но так как я привык к присутствию тараканов на кораб­лях, то полагал, что ничего особенного не случится, и потому лег спать снова, но их было так много и они так противно пахнут, что меня тошнит и трясет. Не знаю, что делать, потому что все спят; думаю провести остаток ночи в хождении по комнате. Она казалась такой чистой и уютной, когда я вошел в нее и предвкушал спокойный сон. Не знаю, что делать, чувствую себя одино­ким, и мне страшен даже шум пера, которым я пишу. На момент прекращаю писать, чтобы почесаться. Все тело горит.

Что ты мне посоветуешь сделать? Снова лечь и постараться уснуть? Я тоже так думаю. Если меня снова станут кусать, я бу­ду писать тебе всю ночь.

Ты сейчас спишь спокойно, а я далеко от тебя, но моя душа с тобой. Она целует тебя за меня.

Спокойной ночи, мое сокровище. Рико.

Калъе Букарелли, 85, Мехико

26 сентября 1919 года

2 часа пополуночи

Дорогая Дора!

Что за день сегодня! Даже две твои телеграммы не смогли облегчить мое состояние. Это ужасно. Я не знаю, что делать, и боюсь, что со мной что-нибудь произойдет, так как не в силах больше терпеть. Не могу понять, что является причиной таких странных болей — погода или, может быть, я еще не совсем оправился после поездки в поезде. Ничего подобного со мной еще не было!

Если мне не станет легче, не буду петь. Надеюсь завтра получить от тебя письмо. Я люблю тебя, Дора, и никогда больше не уеду от тебя.

Твой Рико.

Калъе Букарелли, 85, Мехико

27 сентября 1919 года

18 часов

Моя дорогая Дора!

Ура!! Получил твое первое письмо! Какая радость! С часу дня я стал совсем другим человеком. Чувствую себя значитель­но лучше. Твое письмо — бальзам для меня, и я очень-очень те­бе благодарен. В час дня, когда я пришел на первую репетицию, мистер Ривера сказал мне:

— У меня есть кое-что, что поможет вам чувствовать себя лучше.

Я сразу же понял, в чем дело.

— Письмо от моей дорогой Доры?

— Да, — ответил он и дал мне твое драгоценное письмо.

Я поцеловал его и приложил к сердцу, которое прыгало от радости. О, Дора! Ты не можешь себе представить, до чего я рад твоему письму. В тот момент вся наша жизнь прошла у меня пе­ред глазами. Я с трепетом разорвал конверт и с волнением чи­тал письмо, не обращая внимания на шум оркестра. Ты скуча­ешь без меня? Вообрази мое положение! Все вокруг тебя напо­минает обо мне, ая, несчастный, имею только твой портрет. Но ты вся в моем сердце и душе. Когда закрываю глаза, я отчетли­во вижу тебя. Никогда больше не уеду от тебя. Это ужасно. Ка­кая огромная разница между жизнью с тобой и без тебя! Я чув­ствую, что потерял голос. Как жаль, что я плохо знаю твой язык и не могу описать тебе полностью то, что чувствую. Иногда я боюсь, что ты будешь надо мной смеяться. Я также боюсь, что мало образован для тебя и ты можешь меня покинуть. О, нет! Ты не сделаешь этой ужасной вещи! Иначе я убью тебя! Ты моя и умрешь со мной. Ты поняла? Я очень мстителен, но ты никогда не увидишь меня таким. Очень рад, что твоя семья тебя не за­бывает. Я люблю их всех. Я послал открытку нашей дорогой матери и надеюсь, что у нее все в порядке. Если будешь писать ей, не забудь передать привет от меня. Я люблю ее как свою родную мать.

... В шесть часов я вернулся домой и ненадолго прилег, потому что опять разболелась голова. В 20.35 мы отправились в те­атр, где мексиканские певцы давали представление в мою честь. Когда я вышел из машины, толпа, собравшаяся на ули­це, долго аплодировала. Мы прошли в ложу, убранную флага­ми и цветами. И на этот раз публика кричала «ура» и, стоя, аплодировала. Представление началось вторым актом «Риголет­то». Затем дали второй акт «Баттерфляй». Приятно. Хорошие голоса. Затем последовало концертное отделение. Публика очень сурово обходилась с теми, кто пел плохо. Представление закончилось вторым актом «Аиды» около часу ночи. Домой вернулся усталый и сразу же лег в постель. Я так жалею, что на­хожусь далеко от тебя.