Энн в Грингейбле - [41]

— Эта рыженькая девочка, — приемыш Кутбертов, — просто молодец. Поверьте мне, — она спасла вашему ребенку жизнь. Я приехал слишком поздно, и если бы не она, ребенок умер бы. Сколько ей — одиннадцать лет? И такое присутствие духа и умение обращаться с больными! Когда она мне объяснила, какие у девочки были симптомы и какие она принимала меры, я просто диву давался. А глаза ее так и лучились от счастья. Поразительная девочка!

Энн ушла домой морозным ясным утром. От усталости у нее слипались глаза, но тем не менее она без умолку говорила всю дорогу до дома:

— Ой, Мэтью, какое замечательное утро, правда? Я так рада, что живу в мире, в котором бывают такие красивые заиндевелые деревья. И я рада, что у миссис Хэммонд были три пары двойняшек, а то я не знала бы, что делать с Минни. Мне даже жаль, что я сердилась на миссис Хэммонд за то, что она все время рожала двойняшек… Ой, Мэтью, как спать хочется! Я не пойду в школу. У меня просто глаза закрываются. Мне не хочется, чтобы Джил… чтобы разные там воспользовались моим отсутствием — потом будет еще труднее догонять, но ничего, тем интереснее. Зато когда добьешься своего, сердце радуется, правда, Мэтью?

— Чего там, конечно, ты их всех обгонишь, — подбодрил ее Мэтью, взглянув на бледное личико девочки с темными кругами под глазами. — Ложись сразу спать, а я сделаю все, что нужно по дому.

Энн так и поступила и заснула так крепко, что проснулась только часа в три пополудни. Она спустилась на кухню, где Марилла, уже вернувшаяся домой, спокойно вязала у окна.

— Ну, видела премьер-министра, Марилла?! — воскликнула Энн. — Каков он из себя?

— Я одно скажу, что премьером его назначили не за красоту, — отозвалась Марилла. — Один нос чего стоит. Но язык у него хорошо подвешен. Я радовалась, что голосую за консерваторов. А Рэйчел, которая стоит за либералов, о нем, конечно, доброго слова не сказала. Обед дожидается тебя в духовке, Энн. И можешь взять на десерт сливового повидла из кладовой. Ты, наверное, сильно проголодалась. Мэтью мне рассказал про вчерашнюю ночь. Как удачно, что тебе приходилось иметь дело с крупом. Я бы точно растерялась — никогда не видела ребенка, который задыхается. Ладно-ладно, расскажешь мне все потом, сначала поешь. Я уж вижу, что тебя сейчас прорвет, но потерпи, садись обедать.

У Мариллы тоже были прекрасные новости для Энн, но она знала, что если расскажет их до обеда, девочка придет в такое волнение, что не сможет проглотить ни кусочка. И только когда Энн выскребла розетку со сливовым джемом, Марилла сказала:

— Энн, сегодня к нам приходила миссис Барри. Она хотела повидаться с тобой, но я не стала тебя будить. Она говорит, что ты спасла жизнь Минни, и она сожалеет, что была так резка с тобой после того случая с наливкой. Миссис Барри сказала, что теперь-то она поверила в то, что ты это сделала не нарочно, и просит тебя простить ее. Она надеется, ты опять будешь дружить с Дианой и приглашает тебя сегодня вечером, если ты захочешь прийти, потому что Диана вчера простудилась, пока бегала за тобой, и не может выйти из дому. Только, Энн, не прошиби потолок.

Это предупреждение оказалось весьма своевременным, потому что девочка вскочила на ноги. У нее, казалось, от радости выросли крылья — вот-вот взмоет в небо, а лицо сияло от счастья.

— Марилла, можно, я пойду прямо сейчас? А посуду потом вымою, да? В такой торжественный момент я просто не способна заниматься столь прозаическим делом!

— Ладно-ладно, беги, — добродушно улыбнулась Марилла. — Энн, ты что, с ума сошла? Сейчас же вернись и надень пальто и шапку! Ох, легче ветра! Убежала в чем была. Вон несется по саду, только волосы развеваются. Господи, хоть бы не простудилась.

Энн вернулась, когда наступили лиловые зимние сумерки, а в юго-западной части неба загорелась огромная, жемчужного цвета звезда. Она вошла в дом пританцовывая и объявила Марилле:

— Перед тобой, Марилла, счастливый человек. Да, абсолютно счастливый — я даже не думаю о своих рыжих волосах. Я воспарила душой выше подобных пустяков. Миссис Барри поцеловала меня, расплакалась и сказала, что очень сожалеет, что плохо обо мне думала, и, наверное, никогда не сможет отблагодарить меня за то, что я для нее сделала. Мне было даже неловко, Марилла, и я просто вежливо сказала: «Я совсем на вас не в обиде, миссис Барри. Могу только повторить, что я не хотела напоить Диану, и давайте предадим этот прискорбный эпизод забвению». Правда, в этих словах много достоинства, Марилла? Мне кажется, я все-таки дала миссис Барри почувствовать, как она была несправедлива. А мы с Дианой замечательно провели время. Она показала мне новый узор, которому ее научила тетка из Кармоди. В Эвонли его никто, кроме нас, не знает, и мы поклялись никому не раскрывать его тайну. Мы хотим попросить мистера Филлипса позволить нам опять сидеть вместе, а Герти Пайн пусть сидит с Минни Эндрюс. И миссис Барри достала к чаю свой самый красивый сервиз, словно я была почетной гостьей. Ой, Марилла, как это приятно! Никто меня ни разу не угощал чаем из своего лучшего сервиза. И она поставила на стол два торта — фруктовый и ореховый, — и пончики, и два вида варенья. И миссис Барри спросила меня, кладу ли я сахар в чай, а потом сказала мистеру Барри: «Отец, угости же Энн печеньем!» Как, наверное, прекрасно быть взрослой! Ведь даже когда с тобой обращаются как со взрослой, делается так приятно.