Энн в Грингейбле - [36]

— Что еще случилось, Энн? — испуганно спросила Марилла. — Что ты еще натворила? Неужели опять нагрубила миссис Линд?

Энн только бурно рыдала, не говоря ни слова.

— Энн Ширли, отвечай, когда тебя спрашивают! Сейчас же сядь и объясни: отчего ты плачешь?

Энн поднялась и села — само воплощение скорби.

— Миссис Линд утром была у миссис Барри, и та просто вне себя от негодования. Она говорит, что я в субботу напоила Диану допьяна — так, что та еле приплелась домой. Она говорит, что я испорченная девочка и она никогда больше не позволит Диане дружить со мной. Марилла, я умру от горя!

Марилла глядела на нее, ничего не понимая.

— Как это напоила допьяна? — спросила она, когда к ней вернулся дар речи. — Кто-то из вас сошел с ума — или ты, Энн, или миссис Барри! Чем ты поила Диану?

— Да твоим морсом, чем же еще! — рыдая, ответила девочка. — И как это можно опьянеть от морса — даже если выпить три бокала? Зачем мне надо было спаивать Диану?

— Чушь какая-то, — заявила Марилла и ушла в кладовую.

На полке она тут же увидела бутылку с наливкой из черной смородины, которая была знаменита в Эвонли своим замечательным вкусом и большой крепостью. Но некоторые из приверженцев трезвости, в том числе и миссис Барри, считали, что изготовление алкогольных напитков — это грех. И Марилла тут же вспомнила, что морс она вовсе не поставила на полку в кладовую, как обещала Энн, а унесла в погреб.

Марилла вернулась на кухню, держа в руках бутылку с наливкой. Она с трудом сдерживала улыбку:

— Ну, Энн, вечно ты попадаешь в истории! Знаешь, чем ты угостила Диану? Вовсе не морсом, а черносмородиновой наливкой. Неужели ты не почувствовала, что у нее совсем другой вкус?

— А я ее не пила. Я просто угощала Диану, а мне самой не хотелось. Диане стало плохо, и она пошла домой. Когда ее мама спросила, что с ней такое, она как-то глупо захихикала, упала на диван и уснула. И проспала до утра. Ее мама понюхала, чем от нее пахнет, и поняла, что она пьяна. А вчера весь день у Дианы ужасно болела голова. Миссис Барри рвет и мечет. Она ни за что не поверит, что я это сделала не нарочно.

— Лучше бы она наказала Диану за жадность: это же надо — выпить три бокала! — рассердилась Марилла. — Даже если бы это был морс, от трех больших бокалов ей все равно стало бы плохо. Вот шуму-то будет! И так меня многие осуждают за эту наливку, хотя я уже три года ее не делаю — с тех пор как узнала, что священник тоже этого не одобряет. Эту бутылку я держала на случай, если кто-нибудь заболеет. Ну ладно, детка, не плачь. Ты ничего плохого не совершила. Жаль, конечно, что все так получилось.

— Как же мне не плакать! Мое сердце разбито! Марилла, сама судьба против меня! Мы с Дианой разлучены навсегда! Вот уж не думала, что нашей дружбе придет такой ужасный конец!

— Не говори ерунду, Энн. Миссис Барри простит тебя, когда узнает, что ты просто ошиблась. Она, наверное, думает, что ты решила подшутить над Дианой. Сходи к ней вечером и объясни, как все получилось.

— Я не смею, — вздохнула Энн. — Может быть, ты сходишь, Марилла? Ты умеешь вести себя с достоинством. Она тебе скорее поверит.

— Ну ладно, схожу. — Марилла подумала, что миссис Барри, может быть, и вправду не станет слушать оправданий Энн. — Не плачь, Энн. Все уладится.

Но когда Марилла вернулась домой после встречи с миссис Барри, она была вынуждена признать, что ее миссия не увенчалась успехом.

Энн, с нетерпением дожидавшаяся ее возвращения, выбежала на крыльцо.

— Я по твоему лицу вижу, что ничего не вышло, — грустно вздохнула она. — Миссис Барри не хочет меня прощать, да?

— Таких упрямых женщин, как миссис Барри, я еще не видела, — сердито сказала Марилла. — Я ей объяснила, что ты тут ни при чем, произошла ошибка, но она заявила, что не верит в твою невиновность, а потом стала меня упрекать в том, что я делаю черносмородиновую наливку, да еще уверяю всех, будто от нее нельзя опьянеть. Ну, тогда я ей прямо сказала, что наливку не пьют бокалами, да еще по три сразу, что если бы моя дочь стала в гостях так напиваться, пусть даже и морсом, то получила бы хорошую трепку.

Марилла прошла на кухню. На душе у нее было совсем скверно. Энн, совершенно упавшая духом, осталась на крыльце. Немного погодя она спустилась со ступенек и в чем была, с непокрытой головой, побежала через клеверное поле к мостику и дальше через пихтовую рощу, освещенную бледной луной, висевшей низко над лесом.

В ответ на ее слабый стук дверь открыла миссис Барри.

Увидев робкое, умоляющее личико, миссис Барри нахмурилась. Эта женщина неохотно отказывалась от своих предубеждений, а рассердившись, долго хранила обиду. Заслужить ее прощение было непросто. Надо отдать ей справедливость — она искренне считала, что Энн нарочно напоила ее дочь, и так же искренне верила, что Диану следует оградить от столь дурного влияния.

— Что тебе надо? — холодно спросила она. Энн умоляюще сжала руки:

— Миссис Барри, пожалуйста, простите меня. Я не хотела напоить Диану. Зачем мне это делать? Представьте себе, что вы бедная сирота, которую из милости приютили чужие люди, и что у вас одна-единственная закадычная подруга на всем белом свете. Неужели вы стали бы ее нарочно спаивать? Я думала, что в бутылке малиновый морс! Пожалуйста, простите меня и разрешите Диане дружить со мной! Если вы нас разлучите, на мою жизнь падет черная пелена горя.