Энн из Зелёных Крыш - [4]

Мэтью столкнулся со станционным смотрителем, который запирал кассу, чтобы успеть домой к ужину, и спросил его, скоро ли прибудет поезд, который по расписанию должен быть в пять тридцать.

– Этот поезд прибыл полчаса назад и отправился дальше, – ответил этот бойкий служащий. – Но там был пассажир, которого высадили для вас – это маленькая девочка. Она сидит вон там на черепице. Я спросил ее, не хочет ли она пойти в дамскую комнату для ожидания, но она очень серьёзно сообщила мне, что предпочитает остаться снаружи. «Тут больше возможностей для воображения» – сказала она. Необычная девочка, должен признать.

– Я не ожидал девочку, – сказал Мэтью растеряно. – Я приехал за мальчиком. Он должен быть здесь. Миссис Спенсер обещала привезти его из Новой Шотландии.

Станционный смотритель присвистнул.

– Думаю, здесь какая-то ошибка, – сказал он. – Миссис Спенсер сошла с поезда с этой девочкой и поручила её мне, сказав, что вы и ваша сестра взяли ее из детского дома, и скоро за ней приедете. Вот и все, что я знаю об этом. И я не видел тут других детей-сирот.

– Я не понимаю, – сказал Мэтью беспомощно, желая, чтобы Марилла была рядом, чтобы помочь ему справиться с этой ситуацией.

– Ну, вы лучше спросите девочку, – сказал станционный смотритель небрежно. – Я думаю, что она в состоянии сама всё объяснить – язык у неё хорошо подвешен, это точно. Может быть, у них не было таких мальчиков, какие вам нужны.

Он быстро ушел, т. к. был голодным, а жаль, ведь Мэтью нужно было сделать то, что было труднее для него, чем навестить льва в его логове – подойти к девочке, чужой девочке – сироте, и спросить у неё, почему она не мальчик. Мэтью внутренне застонал, когда повернулся и побрел медленно по платформе прямо к ней.

Она наблюдала за ним с тех пор, как он прошел мимо нее, и смотрела на него и сейчас. Мэтью не смотрел на нее и не видел, какой она была на самом деле, но обычный наблюдатель увидел бы девочку лет одиннадцати, одетую в очень короткое, тесное, уродливое платье из желтовато – серой полушерстяной ткани. Она носила выцветшую коричневую матросскую шляпу, из под которой на спину спадали две ярко-рыжие косы. Ее лицо было маленьким, бледным и худым, с множеством веснушек, большим ртом и непонятного цвета глазами – они казались то зелёными, то серыми – в зависимости от освещения и настроения.

Всё это увидел бы обычный наблюдатель; а более внимательный человек мог бы заметить, что подбородок её чётко выраженный и решительный; что большие глаза полны воодушевления и жизнерадостности; что рот красиво очерченный и выразительный; а лоб – широкий и совершенный. Короче говоря, наш проницательный необыкновенный наблюдатель мог бы прийти к выводу, что удивительный дух живёт в теле этой бездомной девочки, которой стеснительный Мэтью Касберт так смехотворно боялся.

Мэтью, однако, был избавлен от испытания говорить первым, потому что, как только она поняла, что он идёт к ней, она встала, схватив одной тонкой смуглой рукой свой ветхий, старомодный саквояж; а другую она протянула ему.

– Я полагаю, вы мистер Мэтью Касберт из Зеленых крыш? – сказала она приятным, звонким голосом. – Я очень рада вас видеть. Я начала бояться, что вы не приедете за мной, и пыталась представить все, что могло случиться, чтобы помешать вам. Я решила, что, если вы не приедете за мной, я пойду по дороге к этой большой дикой вишне на повороте, залезу на неё, и останусь там на всю ночь. Я бы нисколечко не боялась, и это было бы прекрасно – спать на дереве дикой вишни, в белых цветах и лунном свете, как вы думаете? Можно представить, что живешь в мраморном дворце, не так ли? И я была совершенно уверена, что вы приедете за мной утром, если бы вы не приехали сегодня вечером.

Мэтью неловко взял худую маленькую руку – тогда-то он и решил, что делать. Он не мог сказать этому ребенку с горящими глазами, что это ошибка; он заберёт ее домой, и пусть Марилла скажет ей. Так или иначе, он не может оставить её в Брайт Ривер, пусть даже и произошла ошибка. А все вопросы и объяснения могут быть отложены до их возвращения в Зеленые крыши.

– Я сожалею, что опоздал, – робко сказал он. – Пойдем. Лошадь во дворе. Дай мне свою сумку.

– О, я сама могу нести её, – сказала девочка весело. – Она не тяжелая. Я храню там все мои вещи, но она совсем не тяжелая. Её нужно нести определенным образом – а то ручка отваливается, так что лучше я буду сама держать её, потому что знаю, как. Это очень старая сумка. О, я очень рада, что вы приехали, хотя спать на дикой вишне тоже интересно. Нам далеко ехать, правда? Миссис Спенсер сказала, восемь миль. Я рада, потому что люблю ездить. О, так хорошо, что я буду жить с вами, и принадлежать вам. Я никогда не принадлежала никому – по-настоящему. Но самым худшим был детский дом. Я была там только четыре месяца, но этого достаточно. Я не думаю, что вы когда-нибудь были сиротой в детском доме, так что вы не можете понять, как это. Это хуже, чем вы можете себе представить. Миссис Спенсер сказала, что плохо так говорить, но я не имею в виду ничего плохого. Очень просто сделать что-то нехорошее, даже не зная об этом, правда? Вообще-то воспитатели в детском доме были хорошими. Но там было так мало возможностей для воображения – только про других сирот. Было довольно интересно воображать разные вещи о них – представить себе, что, возможно, девочка, которая сидела рядом – в действительности дочь графа, которая была украдена в младенчестве у своих родителей злой нянькой, умершей прежде, чем она смогла признаться. Раньше я не спала по ночам и представляла всякое, потому что у меня не было времени на это днём. Я думаю, я поэтому такая худая, ведь я очень худая, не так ли? Сплошные кости. Я люблю представлять, что я хорошенькая и пухленькая, с ямочками на локтях.