Енисей - река сибирская - [32]
В набросках картины о красноярском бунте и в оконченном полотне "Взятие снежного городка" художник запечатлел страницы истории своего родного города.
Взятие снежных городков было излюбленным народным увеселением красноярцев во время масленицы. Это старинная казачья игра, которая, как говорят, затевалась в память присоединения Сибири; уже двести лет назад путешественники видели и описывали ее.
В Красноярске играли так. В поле около села Торгашина из снега и льда строили стену, а в ней делали ворота. У ворот ставились снежные пушки и снежные фигуры, одетые в тщательно сохраняемые для этого случая казацкие костюмы времен Екатерины Второй. За воротами мастерили ледяные столы с ледяными закусками.
Защитники снежного городка вооружались метлами и хворостинами, и тут начиналась потеха. Выборный "городничий" начинал громким голосом выкрикивать забавные шутки-прибаутки. После этого на городок нападали молодцы, которые должны были верхом на коне проскочить в ворота и разрушить их верхнюю перекладину.
Нелегко было это сделать! Ведь защитники городка пускали в ход оглушительные трещотки, сшибали всадников с лошадей, пребольно хлестали хворостинами. Лошади поднимались на дыбы, свалка у ворот городка получалась страшная, и нередко обе стороны несли серьезные потери: кому руку сломают, кого сомнут…
Лихой казацкий обычай, с детства знакомый Сурикову и изображенный им так мастерски на картине, сохранился в Красноярске до 1922 года, когда был "взят" последний снежный городок.
Когда Суриков принялся писать картину "Покорение Сибири", он четыре лета провел на Енисее, Оби, Иртыше, в минусинских степях и на становищах кочевников Севера. В его альбомах появляются зарисовки потомков татар, составлявших рать Кучума. Он едет на Дон, находит там своих далеких родственников-казаков и рисует их: так появляются типы дружинников Ермака.
Суриков сам говорил, что знаменитую картину "Утро стрелецкой казни" он задумал еще юношей, под скрип полозьев обоза, пробиравшегося через сибирские сугробы к Петербургу.
О боярыне Морозовой он много слышал еще в семье.
В детстве будущий художник любил кататься с ледяных гор. "Кто же это в русской истории так-де вот, как красноярские казачата, катился вниз… с ледяной горы? — задумался однажды художник. — А кто-то катился, точь-в-точь как мы в ребячестве". И память подсказала: "Да вот кто, да Суворов с солдатами…"
Так родная Сибирь, впечатления родных мест властно вошли в творческую жизнь художника. "Ярые сердцем" сибиряки смотрят даже с тех картин Сурикова, где действие развертывается далеко от Сибири. В картине "Утро стрелецкой казни" среди стрельцов — дядя художника Степан Торгашин, сибирские казачки, ссыльный старик. В картине "Переход Суворова через Альпы" художник рисовал солдат с красноярцев, а самого Суворова — с одного казачьего офицера, тоже красноярца. Этюды для картины "Степан Разин" писались не только на Волге, но и на Енисее…
Простой народ любил своего художника. Иначе относились к нему царские чиновники. Когда в 1916 году Суриков умер, телеграмма об этом пришла в Красноярск и была оглашена на заседании городской думы. Весть, которая повергла в печаль всех передовых людей, всех, кому дорого было русское искусство, "отцы города" выслушали с полнейшим равнодушием. Выражая их настроения, со своего удобного кресла поднялся городской голова Потылицын и предложил телеграмму… "принять " сведению".
…Мелькают страницы красноярской летописи. Они повествуют о том, что город горел часто, а строился медленно. Особенно опустошительный пожар был здесь весной 1881 года. Дул сильный ветер, в воздухе носились искры, пылающие головешки. Берега Енисея после ледохода были завалены льдом, и пожарные не могли доставать воду. В полночь пламя бушевало уже над всей нижней частью города, и картина была настолько страшной, что очевидцы даже сравнивали ее с картиной последнего дня Помпеи, погибшей при извержении Везувия.
Едва горожане отстроились после пожара, как новое бедствие постигло их: взбунтовался Енисей и весной 1888 года хлынул из берегов, разрушая все на своем пути.
Больше всего в городской летописи событий безрадостных, тяжких. Лишь изредка среди хроники стихийных бедствий, загадочных убийств, тюремных историй, бесшабашных кутежей мелькают записи, свидетельствующие о том, что жизнь все-таки шла вперед: в 1878 году красноярцы услыхали первый пароходный гудок, в 1889 году открылись двери музея, в 1895 году на только что построенную станцию Красноярск пришел первый поезд.
И вот в серую хронику небольшого сибирского городка бурей ворвался 1905 год.
Как все сразу переменилось, закипело, заволновалось! В цехах железнодорожных мастерских, где был сильный подпольный комитет, громче и громче говорили сначала о забастовке, а потом о вооруженном восстании. Рабочие стали создавать боевые дружины. На заборах по утрам белели прокламации и листовки, где каждое слово звало на бой с самодержавием. В лесу за городом состоялась маевка, многолюдная, дерзкая, мощная. В городском саду, где по вечерам гуляли купцы и чиновники, вдруг раздавалась революционная песня. Городовые и жандармы бросались в кусты, чтобы поймать "крамольников", а песня уже звенела в другом месте.
