Енисей - река сибирская - [31]

Тот из собеседников, к которому относились эти слова — известный красноярский врач Крутовский, — с увлечением воскликнул:

— Василий Иванович, вы должны написать картину о красноярском бунте!

Василий Иванович Суриков и сам не раз думал об этом. Он даже сделал два первых наброска и собирался продолжать работу "ад картиной, которая была ему особенно близка по духу: ведь среди главарей красноярского бунта были его предки, казаки Петр и Илья Суриковы, род которых начинался еще от дружинников Ермака.

Великий русский художник родился в Красноярске в 1848 году. Невзрачный двухэтажный дом с небольшими окнами, где жили его родители, сохранился до сих пор, и теперь в нем музей.

О Сурикове один писатель сказал, что это был художник XX века, детство и юность которого прошли в XVI и XVII веках русской истории. И это не пустые слова.

Жизнь сибиряка в середине прошлого столетия была простой, трудной, суровой. Чтобы посеять хлеб, надо было корчевать тайгу. Чтобы не замерзнуть, нужно было самому ставить прочную избу, рубить на зиму уйму дров. Чтобы промышлять зверя, надо было не бояться встречи один на один с самим "хозяином" — медведем. Чтобы добыть рыбы, нужно было не робеть в бурю, когда огромные волны гуляют по Енисею. Разве такая жизнь не заставляла вспомнить о ранних временах русской истории?

Рассказывая о своем детстве, Суриков часто вспоминал о кулачных боях, которые зимой устраивались на льду Енисея, совсем как во времена купца Калашникова.

"Мощные люди были, — вспоминал о земляках Василий Иванович, — сильные духом. Размах во всем был широкий. А нравы жестокие были. Казнь и телесные наказания на площадях публично происходили. Эшафот недалеко от училища был. Там на кобыле наказывали плетьми. Бывало идем мы, дети, из училища. Кричат: "Везут, везут!" Мы все на площадь бежали за колесницей… И сила какая бывала у людей: сто плетей выдерживали не крикнув. Помню, одного драли: он точно мученик стоял, не крикнул ни разу. А мы все — мальчишки — на заборе сидели…"

В детстве Суриков часто гостил за рекой, в селе Торгашине, где жили его родственники-казаки, занимавшиеся перевозками чая с китайской границы. "Там самый воздух казался старинным", говорил впоследствии художник. В казацком селе видел он людей простых и суровых, крепких, как сибирские кедры.

Школьный учитель рисования Гребнев первым обратил внимание на мальчика. Этому скромному, честному труженику, любившему детей, зорко подмечавшему в своих учениках искорки таланта, наш народ во многом обязан появлением еще одного великого художника. Учитель разглядел его в черноволосом крепыше-мальчугане, делающем первые мазки на листе бумаги. Но у родителей Сурикова не было средств, чтобы учить сына живописи.

Юноша начал трудовую жизнь писцом в губернском управлении. В свободное время рисовал портреты сослуживцев. Нарисовал губернатора. Губернатор, увидев портрет, потребовал к себе в канцелярию молодого писца. Чиновники всполошились, решили, что Сурикова выгоняют со службы.

— Это вы нарисовали портрет?

— Я, — отвечал губернатору Суриков.

— Но зачем же вы сделали меня таким красным?

— Вы такой и есть на самом деле, — ответил будущий художник.

К счастью, губернатор считал себя покровителем искусств. Он хотел даже устроить подписку среди местных богачей, чтобы отправить талантливого юношу учиться в Петербург. Неизвестно, что дала бы такая подписка, но Сурикову снова повезло: золотопромышленник Кузнецов взял расходы по этой поездке на себя.

А если бы не было этих "к счастью" и "повезло"? Если бы губернатору не понравилось, что его рисует какой-то писец, да еще не хочет скрывать красноту лица "его превосходительства"? Если бы Кузнецов был скуп и невежественен, как многие сибирские толстосумы? Подумайте только, от каких случайностей зависела раньше судьба талантливого человека из народа!

Сурикову шел двадцать первый год, когда он впервые покинул родной город. С обозами он путешествует почти три месяца. И вот Петербург, Академия художеств. Немец Шренцер, инспектор академии, посмотрев рисунки сибиряка, кричит:

— За такие рисунки вам мимо академии надо запретить ходить!

Но талант и упорство в достижении цели побеждают. Через год двери академии все же открываются перед Суриковым. Он кончает ее с дипломом художника первой степени. Проходит еще немного времени — и его имя узнает весь мир.

Василий Иванович любил Сибирь и сибиряков. Он утверждал, что Сибирь дала ему "дух, и силу, и здоровье".

Он говорил: "В Сибири народ… вольный, смелый. И край-то какой у нас! Сибирь Западная плоская, а за Енисеем у нас уже горы начинаются: к югу тайга, а к северу холмы, глинистые, розово-красные. И Красноярск — отсюда имя. Про нас говорят: "Краснояры сердцем, яры".

С известных всем полотен Сурикова смотрят дорогие ему "ярые сердцем", мужественные, сильные люди: Степан Разин, Петр Первый, Суворов, Меншиков, казаки, глаза которых горят отвагой, суворовские солдаты — "чудо-богатыри", стрельцы… Кисть Сурикова правдиво и глубоко живописала крупные события русской истории. Народ, творящий эту историю, — вот главный герой картин великого художника.