Энигматист [Дело о Божьей Матери] - [71]

У Глеба не было никаких оснований ставить под сомнение жизненный и профессиональный опыт комиссара, поэтому он не стал отказываться и от второй порции любимого напитка. Лишь после этого Брулья наконец перешел к сути своего плана.

— Если мы не можем найти их, пусть они найдут нас.

— Это как? — в замешательстве спросил Глеб.

Комиссар слегка подался вперед и перешел на доверительный тон:

— Мы совершенно точно знаем, что у нас в управлении есть «крот».

Стараниями Скутти Глеб уже давно был в курсе событий, но виду не подал. Брулья склонился к нему еще ближе:

— А давайте пустим слух о том, что в своем видении вы разглядели лица похитителей и даже знаете их имена? — И продолжил, не дав Глебу времени опомниться: — Организуем плановую «утечку». Раструбим, что вы целыми днями перебираете фотографии из архивов, и теперь это всего лишь вопрос времени, и что очень скоро мы нападем на след похитителей.

— И что же дальше? — Глеб потихоньку начал приходить в себя.

— А дальше их ход. Скорее всего, они захотят нанести вам визит.

У Глеба отвисла челюсть.

— Не бойтесь. — Комиссар похлопал его по плечу. — Мы установим наблюдение, расставим людей и захватим негодяев врасплох. Этот план определенно обречен на успех.

— Даже не знаю…

— Можете подумать и дать мне ответ завтра утром.

Глава XXXIX

…Федра наконец-то стала моей навеки. Вознесясь на вершины блаженства, я молю Зевса только об одном — дать счастье и здоровье нашему будущему ребенку, которого уже носит под сердцем моя ненаглядная супруга.

Безмятежное счастье, как водится, длится недолго. Со слезами на глазах, никак не приличествующими закаленному в боях ветерану, ведомый солдатским долгом, я снова расстаюсь с любимой буквально за пару месяцев до рождения нашего первенца — война не место для детей и женщин.

Проведя считаные месяцы в столичной роскоши, мы крупными силами покидаем сияющий златом Константинополь и отправляемся в Антиохию, чтобы подготовиться к грандиозному походу против персов, в последнее время утративших всякий страх перед Римом.

Юлиан тщательно готовит план будущей кампании, запоем читает труды великих стратегов прошлого, а ночами без устали диктует мне сентенции, достойные Сократа.

В редкие свободные от сна и ратных обязанностей часы я с рвением систематизирую обширную походную библиотеку. Чего тут только нет: Софокл и Аристофан, Плутарх и Геродот, Вергилий и Катулл. Однако самым любимым моим чтением с некоторых пор стали трактаты Памфила Милетского.

Ты ничего не слышал о нем? Неудивительно. Сведения об этом человеке чрезвычайно скупы. Говорят, он состоял ученым рабом в услужении у семьи римского сенатора. Затем был, как и я, отпущен на свободу и вступил в ряды римских вигилов. Думаю, ты знаешь, что это подразделение, учрежденное великим Августом, первоначально предназначалось исключительно для борьбы с пожарами, однако впоследствии доблестные вигилы стали также исполнять обязанности ночной стражи. И вот тут-то и настал звездный час Памфила.

Имея за плечами многолетний опыт обучения хозяйских отпрысков философии, он первым догадался применить бесценную мудрость, доставшуюся нам в наследство от великих предков, в нелегком деле поиска и наказания виновных в нарушении законности и порядка.

Опираясь на принципы аналитики Аристотеля и диалектики Платона, отточенные их последователями, этот искушенный в науках муж, уважительно прозванный Инвестигатором, или попросту Дознавателем, научился виртуозно распутывать самые загадочные злодеяния преступного Рима. Я с удовольствием сделаю небольшое отступление и приведу несколько примеров, наглядно демонстрирующих его невероятную проницательность.

Начну с «Дела о невинно осужденном». Это произошло в правление Августа, когда данный неким Аспреном пир закончился колоссальным скандалом — более ста приглашенных так занемогли к концу вечера, что большинству пострадавших пришлось возвращаться домой на носилках. Незадачливого Аспрена тут же обвинили в попытке отравления и уже собирались приговорить к самому суровому наказанию, когда его безутешная супруга, прослышав о славе Памфила из Милета, уговорила мудреца взяться за частное расследование.

Согласившись, тот первым делом стал искать остатки яда, но тщетно. Никаких следов. Еще менее понятен был мотив, которым руководствовался мнимый отравитель.

Тогда Памфил принялся опрашивать многочисленную челядь, прислуживавшую на злосчастном ужине. И вот, беседуя с рабом-дульциарием, в чьи обязанности входило приготовление сладкого, востроглазый Памфил замечает у того грязную тряпицу, обмотанную вокруг указательного пальца.

Следователь приказывает снять тряпицу. Выясняется, что под ней скрывается сочащийся гноем нарыв. Памфила осеняет догадка. Он срочно посылает за преторианской гвардией и в присутствии префекта велит поваренку высосать содержимое гнойника, а затем силой заставляет его проглотить испускающую омерзительные миазмы желто-зеленую жидкость.

Уже через час у дульциария начинается рвота, рези в животе и горячка — симптомы, очень схожие с теми, что испытали гости, пострадавшие накануне.

Оправданный и полностью восстановленный в правах Аспрен помимо четверти миллиона сестерциев, переданных Инвестигатору в качестве награды, клятвенно пообещал Памфилу ежедневный дармовой ужин с тремя переменами блюд. Сказывают, что мудрец деньги принял, но от пайка отказался, видимо, вспомнив о числе задействованных на патрицианской кухне поваров, в уме перемножив их на количество пальцев.