Энергия заблуждения. Книга о сюжете - [54]

Шрифт
Интервал

Это время по значению.

Этот странный роман Кутузова поставлен здесь потому, что в подобных чертах Кутузова упрекали все, и даже Толстой в тексте «Войны и мира». Но в то же время эта странная обыденность не унижает, а возвышает Кутузова. Он находится в обычном своем состоянии, может быть, несколько подчеркнутом в момент великого военного напряжения.

Сцена в избе священника подчеркивает разницу между Кутузовым и сусальной торжественностью Наполеона – он велел вывесить портрет своего сына перед боем, – этой по-своему очаровательной подробностью жизни другого лагеря.

Наполеон нарисован с некоторой карикатурной догматичностью.

Французы уже могут видеть церковь, рядом с которой живет эта попадья.

Но Кутузов не волнуется. Читает французский роман. Потом проводит время с женщиной.

Женщины, с которыми встречаются в Бородине, и отношения мужчины и женщины – и отношения мужчин и женщин на балу – в искусстве – разные, у них разное время.

При встрече на балу Болконский видит человека, обремененного огромной ответственностью, занятого пустяками, что слабо оправдано тем, что дело идет на балу, а не на линии боя.

Кутузов выключает на время Наполеона, с которым он воюет, а не сражается.

Он как бы пренебрегает им.

Это тот Кутузов, который в сцене отступления, сражаясь с турками, только что притворился, что он разбит; стоял за рекой, не чинил укреплений, давал солдатам в лагере свободно представляться праздными. При переходе турецкого паши на берег Кутузова Кутузов сразу дает сражение и, не заканчивая его, переправляется на другой берег. Захватывает лагерь, берет пушки.

Потом, освобождая себя от забот, почти не имея на это права, заключает мир с Турцией.

Он знает, что скоро будет война с Францией.

Знает будущее.

Историчен Кутузов, но историчен и роман Толстого, владеющий временем.

Кутузов учитывает зиму, хочет дотянуть хотя бы до осени, а пока на Тульском заводе, который находится почти рядом с имением Толстого, приказывает укоротить ружейные дула, заказывает зимние подковы, пики и вызывает себе с Дона молодых, еще не натренированных казаков.

Он герой не поля битвы, а поля войны.

Он готовит бегство отступающего Наполеона: обставляет охраной легкой кавалерии трубу, по которой должны потечь отступающие французы.

Труба оказалась довольно широкая, и пики плохое оружие. Пики еще остались в армии, и раны от пики редко смертельны. Пики – оружие времен Боккаччо.

Оно доживает свой военный срок здесь, в России.

Когда под Малым Ярославцем, в отступлении, Наполеон хочет выпасть из трубы, вырваться от параллельно следующей за ним русской армии, то Кутузов допускает, что неприятель прорвется. Но он одной волей переиначивает действительность.

«Что ты меня пугаешь, – отвечает он. – За свою жизнь я Аустерлиц проиграл. Я буду полагать, что он не прорвался».

И неприятель не прорвался.

Время в романе Толстого – истинное время; более настоящее, чем время на часах.

Это время сохраняет в себе напряжение, и под Тарутином Кутузов прежде всего хочет не предупредить неприятеля преждевременными победами над ним.


Время длится.

Кутузов провожает Наполеона почти торжественно. Ему не нужно брать этого героя в плен. Он его хочет выпустить из русских границ, потому что Наполеон враг Англии, он почти что союзник; и Кутузов не препятствует выходу его из русских границ.

Проживание романа – это решение старых задач высокого теоретического искусства, задач, которые замечательны тем, что в них нет аксиом; нет аксиом в этой математике.

2 × 2 не 4, а что-нибудь.

Л. Толстой видел, что времени как бы нет – оно «стоит».

Он любил говорить, что у тулупа со временем появилось только две пуговицы сзади, он стал сюртуком.

Он видел иллюзорность настоящего.

Он очень враждебен к индустрии.

И в то же время, может быть, именно вследствие этого, он хорошо видел как бы насыщенность времени, его плотность, его движение; он знает будущее.

Толстой написал письмо Николаю II (неотправленное).

Толстой писал, что если не будет коренных изменений, нового императора постигнет судьба его несчастного деда – Александра II.


Так вот.

Время в романе «Анна Каренина» реально. Это время определяется обычной работой дня, работой подмастерья. Время определенного костюма, определенной дамской моды, определенного способа здороваться.

Дамы у Толстого уже не делают реверансов, они приседают; так приседает подруга Кити, барынька, там, на иностранных водах, где подчеркнуто притязательно запаздывание обычаев.

Но время трагичнее. Время откладывает бремя войны и вины на всех, ибо люди живут по-разному, но в одних границах.

Николай Толстой, любимый брат, заменял в ранней юности Толстому отца. Он как будто нечаянно посоветовал Толстому Льву ехать на Кавказ.

И было так: Лев, артиллерийский офицер, Николай и Сергей Толстые в те севастопольские времена встретились после войны в Ясной Поляне. В доме не было ни простынь, ни одеял. Трое графов ночевали на соломе. Но земля дорожала, и то, что называется аграрными беспорядками, и отношения между дворянами и крестьянами, грань между ними становилась все железное. Путь между ними как бы увеличивался.

Они были как огромные ледяные поля, которые весною получали трещины и расходятся. Они еще будут сталкиваться во время бурь.


Еще от автора Виктор Борисович Шкловский
Жили-были

«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.


Созрело лето

« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».


Самое шкловское

Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.


Гамбургский счет

Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.


Земли разведчик (Марко Поло)

Для среднего школьного возраста.


Иприт

В двадцатые годы прошлого века Всеволод Иванов и Виктор Шкловский были молодыми, талантливыми и злыми. Новая эстетика, мораль и философия тогда тоже были молодыми и бескомпромиссными. Иванов и Шкловский верили: Кремль — источник алой артериальной крови, обновляющей землю, а лондонский Сити — средоточие венозной крови мира. Им это не нравилось, и по их воле мировая революция свершилась.Вы об этом не знали? Ничего удивительного — книга «Иприт», в которой об этом рассказывается, не издавалась с 1929 года.


Рекомендуем почитать
Я круче Пушкина, или Как не стать заложником синдрома самозванца

Естественно, что и песни все спеты, сказки рассказаны. В этом мире ни в чем нет нужды. Любое желание исполняется словно по мановению волшебной палочки. Лепота, да и только!.. …И вот вы сидите за своим письменным столом, потягиваете чаек, сочиняете вдохновенную поэму, а потом — раз! — и накатывает страх. А вдруг это никому не нужно? Вдруг я покажу свое творчество людям, а меня осудят? Вдруг не поймут, не примут, отвергнут? Или вдруг завтра на землю упадет комета… И все «вдруг» в один миг потеряют смысл. Но… постойте! Сегодня же Земля еще вертится!


Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии

Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


Две души Горького

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Драматургия Эдмона Ростана

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кальдерон в переводе Бальмонта, Тексты и сценические судьбы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.