Энергия заблуждения. Книга о сюжете - [21]
Но может быть другой способ восстановления остроты. В четвертой новелле повар Кикибио отдал бедрышко жареного журавля своей любовнице, она съела мясо. Повар думал, что пропажа будет незаметна. Хозяин заметил пропажу и спрашивает Кикибио: – Да, где вторая нога?
Когда Кикибио ответил, что у всех журавлей одна нога, возмутился хозяин; его звали Куррадо.
– Да, так, – твердил Кикибио, – если угодно, я вам покажу это на живых.
Тогда хозяин сказал: ладно, едем смотреть журавлей.
На болоте они увидели птиц.
Они стояли на одной ноге.
– Вот видишь, – сказал Кикибио.
Тогда хозяин закричал на журавлей: «Хо-хо».
Журавли полетели, перед этим показав две ноги.
– Ты видишь, – сказал Куррадо, – у них две ноги.
– Но ты же не кричал «хо-хо» на того журавля, что лежал у тебя на столе, – ответил Кикибио.
Вот эти остроты; они живут, обрастая бородой, и оживают; их можно даже классифицировать.
Вспоминаю одну историю своей жизни. Я попал в эстонскую деревню.
На старой башне увидел барельеф журавля, который держал в лапе камень.
Свое выступление я начал так: – Вы живете в своей деревне, где жили ваши прадеды, но знаете ли вы, почему на барельефе башни журавль поднял ногу и держит камень?
Они не знали.
Журавль славится как птица осторожная. Но журавли тоже устают и спят. Была легенда, что журавли оставляют одного самца на страже; он держит камень. Если он заснет, камень упадет и все журавли проснутся.
Я это случайно знаю, потому что читаю старые книги, там много символики.
Как мы знаем, мы жмем руки при прощании. Мы привыкли. И вряд ли вспоминаем про камень.
Я люблю читать Библию.
Она много раз издавалась и плохо прочитана.
Один из военачальников маленького войска Давида, Давид еще не стал царем, получил от него поручение поехать к врагу. Военачальник был левша.
Он приехал; вошел, не снимая плаща.
И стал говорить слова дружбы и гладить у врага бороду.
Это было понятно и не вызывало неудовольствия.
Но левша имел меч; правой рукой он гладил, а левая рука достала меч и поразила собеседника через плащ. Потом он ушел через дверь в стене за троном.
Этот поступок не только забавен, и он остался в религиозной книге. Мы говорим: продажа с левой руки, продажа налево.
Левые полосы, полосы слева направо, перерезают гербы родов: значит, в роду этом были незаконнорожденные.
Наша речь и наша литература переполнена умершими символами, и тогда по своей неожиданности они особенно звучат.
Я немного приближусь к дороге, которую покинул.
Читая книги, мы многого не видим. Многое пропускаем.
Поведение героев Диккенса и Толстого сейчас нуждалось бы в подстрочных примечаниях.
Каренин, наливши чай из самовара, на приеме расстилает на своих коленях носовой платочек.
Была бывшая система понятных сигналов.
Например, в сценариях ковбойских фильмов герой все время попадал в невыгодные положения, вот он сейчас погибнет – и вдруг спасается. Он попадал к разбойникам. Разбойники опутали его веревкой, подвесили, к веревке привязали камень. Разожгли костер, от которого веревка должна загореться.
Сделано это для замедления.
Мы ждем и боимся.
Все эти приключения, да и сам ковбой стали привычными. Их трудно продать.
Я видел старые каталоги для продажи эпизодов; там отмечено, ковбой играет на детской гармонике.
Ковбой лихой человек.
Новое придумать трудно.
От этого длинного отхода в сторону вернемся на свой тротуар.
Всякая новелла рассчитывается на какое-то происшествие.
Чаще всего новелла и роман жили на дорогах; на дороге из мира обычного в мир случайностей.
Попрошу читателей прочесть два тома Боккаччо и сосчитать, сколько там кораблекрушений.
Их столько, что непонятно, сколько же стоила страховка корабля.
Но большинство кораблей прибывало к месту назначения.
Греческие корабли в новеллах разваливаются все время, а пока неожиданности подстерегают на каждом шагу. Начинается фольклорная жизнь.
Артисты сражаются гомеровским оружием, потому что они ехали на спектакль; но во всех случаях, как правило, женщине угрожает насилие. Но традиция была в том, что в последний момент героиню спасают.
Для главного героя она остается с неподдельной девственностью.
Эта сдержанность врагов по отношению к женщине остается все время для Тома Сойера, мальчика, ясной: пираты отдадут женщинам каюты и будут ухаживать за ними, как за принцессами.
В новеллах Боккаччо корабли претерпевают всевозможные фольклорные крушения, это довольно занимательно, люди тонут, иногда спасаются; но бывают случаи, что человек спасается на ящике с драгоценностями и становится богачом.
Старое положение обновляется.
Но существует седьмая новелла второго дня. Это новелла большая.
Вавилонский «султан» (такого султана, кажется, никогда не было) отдает свою дочь замуж за короля Алгарвского.
Она едет к жениху в замок. Подзаголовок новеллы гласит: на протяжении четырех лет в разных местах попадает она в руки девяти мужчинам, но в конце концов возвращается к отцу девственницей и во исполнение первоначального намерения едет к королю Алгарвскому, чтобы стать его женой.
Эта новелла переполнена кораблекрушениями и убийствами. Имя женщины этой новеллы Алатиэль.
В предисловии к новелле рассказчик говорит, что любовники хотели быть застрахованными от случайностей судьбы, но у них есть желания, женщины стараются умножить свою роковую красоту, желание толкает действие.
«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.
« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».
Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.
Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.
В двадцатые годы прошлого века Всеволод Иванов и Виктор Шкловский были молодыми, талантливыми и злыми. Новая эстетика, мораль и философия тогда тоже были молодыми и бескомпромиссными. Иванов и Шкловский верили: Кремль — источник алой артериальной крови, обновляющей землю, а лондонский Сити — средоточие венозной крови мира. Им это не нравилось, и по их воле мировая революция свершилась.Вы об этом не знали? Ничего удивительного — книга «Иприт», в которой об этом рассказывается, не издавалась с 1929 года.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.