Энергия заблуждения. Книга о сюжете - [13]
В старину мадеру ставили на палубу парусника и считали, что когда корабль дважды пересечет экватор, вот тогда вино станет совершенным.
Поставлю слова эти в любое место книги моей, вот хоть в это; в любое место, когда человек едет без адреса.
Поэт не безумен. Он знает, что он берет в руки. Он часто начинает с иронии.
Сколько раз усталое человечество думало о том, что нужно вернуться к первоначальной жизни, жизни счастливых дикарей, понятых изолированно. Так вот, в поэзии дикари – это не те люди, которые имеют свои дикие представления, это люди, которые не имеют наших преступлений, которые чисты от наших ошибок. Их осознал Руссо в великой работе.
По следам их шел Пушкин в «Цыганах».
Его помнят цыгане Молдавии. Они не помнят точно, но они согласны помнить, что такой русский барин, русский офицер Александр Пушкин мог ходить с цыганами, мог иметь ребенка от цыганки.
В память этого ребенка род Пушкина почти существует в цыганском воображении и не кажется фантастикой.
Во имя этого Рене искал счастья среди людей, свободных от культуры.
О них писал великий, с трудом забытый Шатобриан.
И наш почти современник, во всяком случае, современник всех великих людей, Толстой, хотел уйти не просто к крестьянам, свободным от знания, свободным от барства, свободным от притеснений, живущим в каких-то далеких степях, почти на краю или на краю Русской империи. Он разыскивал своего Оленина, своего Рене в дворянских родословных книгах, старых дворянских преданиях.
Он все надеялся, что, может быть, найдется этот человек.
Но не один, а вместе с открытым им обществом.
Первые планы романа «Казаки» называются «Марьяна». Потом они называются «Беглец».
Человек приехал на Кавказ. Он офицер, и он живет в зажиточном доме казака. Казачка изменяет мужу.
Довольно обычно.
Как бы нет разницы между нравами офицера и казачки, которая живет рядом с горской войной на узкой полосе плодородного берега Терека.
Тут только 300 сажен земли в ширину. Тут есть сады, посаженные этими людьми. Сытый скот. Охота. Работа.
Работа всегда – дома ли мужчина, уехал ли мужчина на добычу.
Чем дальше пишется книга, тем дальше расходится мир Оленина и мир Марьяны, тем точнее он описан.
Не только Марьяна не понимает Оленина.
Лукашка, молодой бедный казак, смелый, ловкий, свободный, не понимает приезжего.
Он видит, что это человек как будто неплохой, щедрый. У Лукашки не было коня, и поэтому он был неполным казаком. Но мать его гордилась своим сыном. И разница между состоянием Марьяны, дочери зажиточного казака, и Лукашкой была не так велика.
Марьяна была красавица, а Лукашка был красивым казаком, который мог добыть деньги работой, добычей.
Лошадь подарена. Это приблизило Лукашку к Марьяне, но не приблизило Лукашку к Оленину. Он просто подозревает, почему такой подарок, становится смущен и говорит: вот юнкер подарил лошадь. А Оленин – не то он волонтер, не то он юнкер, ждущий своего производства.
Уж очень он свободен с деньгами.
Потом у него какие-то слуги – дворовые, крепостные.
Не то один, не то два.
Ему собак привозили из России.
Собаки хорошие, а дело темное.
Оленин красив, молод, богат, даже согласен стать старовером, что очень трудно для православного, да еще такого аристократа, который может из-за этого пострадать по службе. Он предлагает Марьяне замужество, но он не участник казачьей жизни, и все решается словами Марьяны: «Уйди, постылый». Она как бы упрекает его в гибели казаков при столкновении с абреками, которые переправились через Терек, – может быть, хотели отбить табун. С ними встретились казаки. Лукашка догадался защититься возом сена. Но все же несколько казаков были перебиты, и Марьяна отказывается от брака, от богатства из-за того, что пострадала ее станица, ее соседи-побочники.
Десять лет зреет роман.
Толстой иногда скрывает от друзей и родственников, что роман пишется.
Берет с собой рукопись в заграничные поездки; он скрывает это даже от брата, который все же думал, что какая-то большая вещь зреет у младшего брата.
Странная вещь – он правду принял за сказку. А вещь созревает, теряя выдумки.
Она выщелачивается из традиций.
Задуман был абрек – русский казак, который убегает к чеченцам, в шамилевскую рать. Такие люди были. У Шамиля были даже пушки, отлитые русскими казаками.
Обычно бежали люди не только угнетенные, а люди морально униженные. Русский абрек был дважды абреком. Он покинул не только свой аул, он покинул свой народ.
Был и Епифан Сехин. Он ездил на ту сторону. Гулял вместе с чеченцами. Угонял лошадей. Продавал их чеченцам же. Для него просто не было границы, как ее не было для волка, или оленя, или для птицы. Ведь терские казаки сидели на Тереке со времен Ивана Грозного или со времен Алексея Михайловича, когда была большая религиозная реформа – исправление церковных книг, очень неохотно принятая народом.
Толстой в дневнике писал, что не получается с бегством казака в горы. И не получилось. Традиционно человек, убежавший в другой народ, должен выпасть из этого народа.
Ревновать, убить соперника и женщину – таковы «Цыганы». Или он должен любить. Убежать. Женщина должна кончить самоубийством. Таков «Кавказский пленник» Пушкина.
«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.
« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».
Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.
Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.
В двадцатые годы прошлого века Всеволод Иванов и Виктор Шкловский были молодыми, талантливыми и злыми. Новая эстетика, мораль и философия тогда тоже были молодыми и бескомпромиссными. Иванов и Шкловский верили: Кремль — источник алой артериальной крови, обновляющей землю, а лондонский Сити — средоточие венозной крови мира. Им это не нравилось, и по их воле мировая революция свершилась.Вы об этом не знали? Ничего удивительного — книга «Иприт», в которой об этом рассказывается, не издавалась с 1929 года.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.