Энергия заблуждения. Книга о сюжете - [113]
У Диккенса, мальчик, посланный матерью, остается в руках злого человека, который лишает его наследства. Его спас дальний родственник. А враждует с ним и хочет погубить его другой человек, тоже дальний родственник, которому почему-то хочется почти дискредитировать и погубить мальчика.
В другой вещи Диккенса этот мальчик связан с какими-то документами, спасает эти документы.
Это Николае Никлби.
То есть все это фабула.
Сюжет – это предлагаемые обстоятельства, раскрывающие другие обстоятельства, обстоятельства другого строя, другого стиля.
То есть мы этими обстоятельствами как бы закрепляем сюжет.
Изменение характера действующих сил и подстановка в старом мифологическом преступлении, совершенном за несколько поколений раньше, и вмешательство высших сил прощает человечество.
Миф завершается мифом.
Что же мы видим?
Один пример.
Человек копил со страстным трудом деньги, чтобы создать себе мирную жизнь с крыжовником.
Он хочет сохранить старое предсостояние.
Это ему удается с большим трудом, но крыжовник, из-за которого он погубил свою жену, кислый.
Вещь первая.
Построение опровергнуто.
Во втором случае человек получает этот самый крыжовник, крыжовник кислый, но ему нравится.
Он доволен.
Сюжет, полученное построение в том, что надо стучать во все двери.
Слишком много довольных людей.
Погибает земля, человечество, которому раньше говорили о погибающей земле.
Первоначальный сюжет перевернут.
Второй случай.
Существует гробовщик, человек большого роста, одичалый, он мучает свою жену. Жена умирает. Она умирает, как бы довольная этим.
Второе построение.
Человек музыкант и даже композитор.
Его тема: люди живут в убыток самим себе. Ключ сюжета. Он играет на скрипке об этом.
Человек, не враг, а человек, который, не видя правды, его угнетал, обыкновенный человек вдруг видит, что обыкновенная жизнь необыкновенно плохая.
Чехов иногда вырубает как бы куски жизни человека, не наряжая их.
Сын архитектора, мучимый отцом, не смог спасти сестру; остался ребенок; в него влюбляется дочка богатого инженера, они живут как бы счастливо. Потом она его бросает.
Редкий случай в фабуле, когда оставляют мужчину, а не женщину.
Но вот может ли это быть сюжетом?
Она просит развод.
Очевидно, он его дает.
Женщина носит кольцо с темой: – все проходит.
Мужчина говорит, он хотел бы, чтобы было написано: – ничего не проходит.
В городе, в котором сын архитектора становится маляром, его зовут «маленькая польза», он продал птичку за одну копейку.
Он как бы ничтожный человек в их глазах, но этот грубый город, который согласился принять как стиль города стиль бездарного отца-архитектора, этот город стал уважать сына. Одичалые люди все же понимают возвышенность его судьбы.
Фабула нарушена сменой сюжета.
Сюжет классического романа первоначально был реалистичным, а развязка условна, как бы процитирована. Она фабульна. Люди спасались рассказом о неожиданном богатстве: – больше всего – о наследстве.
У Чехова человек не улучшает своего социального положения в развязке.
Но он понимает его.
Персонаж («из мужиков») жаждал религии, оказался соучастником в убийстве. Он не донес на убийцу за взятку.
На каторге он понимает простую вещь о нравственности.
Чехов говорит – почему надо было так сложно понимать такую простую вещь.
Развязка более реальна, чем завязка.
Или они ироничны по отношению к людям, которые думают, что они что-то получают.
Эти развязки с переходом в другой план неожиданны.
В одной из ранних вещей женщина рассказала писателю – она бедна, потом вышла замуж за старика, разбогатела, увидела мир, счастлива. Муж умер. Она богата.
Но сейчас у нее новое несчастье.
Появился другой старик.
Но то, что она считает несчастьем или хочет считать несчастьем, на самом деле ее профессия.
Благополучные концы, которые успокаивают читателя и как бы позволяют уйти автору из жизни, так как и без него хорошо, они стали более трагичны, потому что погибают лучшие.
Толстой говорил, что у таланта, если он даже хочет солгать, талант не позволит ему солгать.
Сюжет – это цель автора; можно сказать, результат открытия.
Сюжет – это почти всегда мечта, это брак с любимым, это свобода, иногда счастливая семья.
В то же время сюжет, в драматургии особенно, становится штампом.
Развязка часто снимает положение, которое страшно.
В видимой фабуле ведьмы – пузыри земли, – они как бы естественная часть зла мира.
Они делают Макбету полупредсказания, предсказания сбываются, но они-то и становятся основным элементом гибели Макбета.
Иногда благополучные концы снабжаются иронией.
Так у Чарли Чаплина в одной из картин есть друг-миллионер; он его узнает только тогда, когда пьян; в трезвом виде Чарли Чаплин для него чужой человек.
В начале «Анны Карениной» Каренина читает английский роман о баронете. Она дочитывает его до традиционного конца, когда баронет получает свое баронетское счастье.
Вдруг ей становится стыдно.
Она уже видела Вронского.
Вот этот первый намек об измене.
Это не приводит к баронетскому концу романа.
К своему роману Толстой приложил точный список разочарований.
Анна Каренина погибла.
Вронский едет на смерть.
Он уже один раз стрелялся со словом «разумеется».
«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.
« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».
Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.
Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.
В двадцатые годы прошлого века Всеволод Иванов и Виктор Шкловский были молодыми, талантливыми и злыми. Новая эстетика, мораль и философия тогда тоже были молодыми и бескомпромиссными. Иванов и Шкловский верили: Кремль — источник алой артериальной крови, обновляющей землю, а лондонский Сити — средоточие венозной крови мира. Им это не нравилось, и по их воле мировая революция свершилась.Вы об этом не знали? Ничего удивительного — книга «Иприт», в которой об этом рассказывается, не издавалась с 1929 года.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.