Энергия страха, или Голова желтого кота - [34]

— Таган всегда правильные вещи говорит.

— Абдулла, сейчас не время для иронии.

— Правильно!

— И не улыбайся так. То, что хочет поставить Таган, прежде всего с нами связано. Во-первых, главные роли — наши. Во-вторых, спектакль про Великого Вождя как раз вовремя — для всех…

— Это тоже Таган сказал?

— Нет, я сама так думаю.

Абдулла не мог удержаться от улыбки. Умиляла расчетливость Джемал в сочетании с патетикой. Совершенно искренней.

— Да ладно, хватит. Расскажи лучше, как дочка.

— Ох, требует компьютер купить!.

— Молодец, девочка.

— Ну ладно, соловей ты наш, — поднялась Джемал. — Не буду я тебя баснями кормить!

И направилась на кухню. Абдулла, положив под голову две маленькие подушечки, устроился на диване. Джемал, вернувшаяся с чайникам в руках, подняла крик.

— Не вздумай спать! Хватит с меня, поднимайся!

Видя, что он и не собирается, выдернула из-под головы подушки. Абдулла встал.

— Вот заснуть бы сейчас надолго. Пусть года пройдут, а ты спишь! Пусть весь мир перевернется, пусть земля треснет, а ты спишь. И просыпаешься лет через двадцать, а то и через пятьдесят, а?

— На здоровье! И засыпай, и просыпайся, но только у себя дома.

— Помнишь, как мы были на гастролях в Кизил-Арвате? Только из Мары вернулись, очень уставшими были, а нам сказали, что еще на неделю в Кизил-Арват надо ехать?

— Помню, конечно, тогда мы чуть не изжарились. В Мары хоть арыки есть, река есть, а в Кизил-Арвате ни воды, ни тени… из пустыни суховей — жуть!

— Помнишь, мы однажды видели мираж? Ты тогда сказала: «Если б знала, что тот серый туман на горизонте, не мираж, а вода, то доползла бы до нее по горячим пескам».

— Может, и говорила…

— А еще сказала: «Теперь по-настоящему верю, что можно погибнуть, погнавшись за миражом». А помнишь, что я ответил?

— Ой, да хватит голову морочить! — засмеялась Джемал. Видно было, что сладко вспомнить.

— Я тогда сказал: «Если есть хотя бы одно живое существо, которого не обманывает мираж, то это наверняка верблюд». И объяснил: верблюд смотрит сверху. При взгляде сверху миражей не бывает. Но есть, оказывается, одна вещь, которая не дошла тогда до моего ума.

— У тебя других тем, кроме верблюда, уже не осталось?

— Да послушай же ты! Не хочется верить, что на горизонте нет воды. А вера означает, что ты согласен на смерть, согласен обманываться миражом, надеясь на что-то. Верблюд — мудрец нашего народа. Когда спросили у верблюда, почему у него шея кривая, он ответил: «А разве у меня есть что-то прямое?» Вот и мысль одна пришла мне в голову. Надо слово «мираж» заменить словом «иллюзия». И совсем другой смысл получится. Иллюзия нужна для тех, кто не знает, что у них шея кривая. Иллюзия — это когда страус зарывает голову в песок при малейшей опасности и думает, что спрятался. Туркмены про это говорят: «Пусть волк мне задницу съест, лишь бы глаза мои этого не видели».

— Однажды человека попросили сказать о чем-нибудь большом, значительном, и он сказал: «Верблюд!» — засмеялась Джемал.

— И ты до сих пор была для меня иллюзией, — сказал он, приобнимая ее.

— Перестань, пожалуйста, — Джемал вырвалась. — И не надо нам таких разговоров, договорились?

12. Нашествие клещей

Комитетчики пришли за ним утром.

Ему опять снился сон. Он сидит на пестром камне, а на него наползает полчище клещей с плоскими красноватыми спинками. Всю землю покрыли — трава шевелилась, как от легкого ветра. Они затопили его, как вода, полезли вверх по ногам. Абдулла панически стряхивал их с себя, чувствуя, как тело охватывает жар, словно от ядовитых укусов. Он проснулся в ужасе, не веря, что это был лишь сон. Простыня мокрая, а руки — словно раскаленные железные прутья.

В доме было тихо. Дочь и жена в школе. Абдулла достал лед из холодильника, сжал в ладонях. Руки охватило стужей, но жар не спадал. Это не то, что говорят: «Бросает то в жар, то в холод». Он испытывал леденящий холод и жар одновременно.

Бросил взгляд на часы. Уже девять. В десять ему надо быть в театре. Абдулла поспешно стал собираться.

Раздался звонок в дверь. Посмотрел в глазок: на площадке спокойно стояли трое в штатском. Похожие друг на друга, как солдаты. На улице жара, а они в пиджаках. Абдулла открыл дверь.

Тот, который был впереди, спросил:

— Вы Нурыев Абдулла?

Голос, как у того ефрейтора с холмов.

— Да, он самый…

Человек вытащил удостоверение в синей обложке, раскрыл его:

— Майор комитета национальной безопасности…. — фамилия до сознания Абдуллы не дошла. — Вам надо проехать с нами.

— Вещи брать?

— Нет, только паспорт.

Абдуллу посадили в белую «Ладу».

Машина притормозила у здания бывшей медицинской академии. Великий Яшули ее создал — он же ее и закрыл. Точно так же создал сельскохозяйственную академию — и точно так же ликвидировал. И еще две академии упразднил. Остались академия полиции и военная академия, носящие его имя. Помнится, академики медицины благодарили Великого Яшули за заботу о национальной науке и обещали направить все силы на то, чтобы изготавливать лекарства только из растений, произрастающих в стране. И еще просили заменить иностранное слово «медицина» словом «лукманство». Но вывеску «Академия лукманства» повесить не успели — академию упразднили вместе с академиками. В народе шепчутся: после того, как Великого Яшули дважды оперировали за границей. Здание передали генеральной прокуратуре.