Энергия кризиса. Сборник статей в честь Игоря Павловича Смирнова - [42]
Учение о трех стилях основано на условном соглашении, возникшем в частной речевой ситуации и ставшем благодаря определенной культурной ситуации центральным элементом европейского языкознания. Каждая система народных говоров и диалектов, стремящаяся к однородности и одновременно к закреплению за своими «языками» нормативных стилистических уровней (высокий, средний и низкий стиль), перенимала и частично ассимилировала наделенное авторитетом Античности учение о трех стилях.
В рамках элокуции (elocutio) встречаются образы и тропы, которые можно истолковать особым троичным способом, несмотря на то что они кажутся поначалу бинарно сконструированными, — это оксюморон, синекдоха, метафора, силлепсис. Переплетенные в оксюмороне крайности, или антонимы, не только отражают друг друга, но и частично включаются друг в друга. Между ними возникает «скользящий» смысл, семантическое колебание, происходящее между положительным и отрицательным полюсами; именно это колебание, или опрокидывание, и привносит, а точнее, создает третий компонент, необходимый при сравнении двух (tertium).
Впрочем, и теория интертекстуальности, связывающая тексты и реалии, вращается вокруг порожденного ею Третьего. Так в силлепсисе, то есть в интертексте, принадлежащем к двум текстам, текстовым системам или жанрам — скрытому и явному, — в ходе контакта рождается Третий[251].
Если некоторые исследователи тропов исходят из скрытой троичной семантики отдельных структур[252], то метрика содержит множество элементов и систем (дактиль, амфибрахий, анапест), чья трехсоставность очевидна и требует соответствующей словесной формы.
Трехступенчатость силлогизма также разворачивается по правилам построения логических выводов и демонстрирует троичную природу умозаключения особенно тогда, когда третий элемент опускается, как в укороченных умозаключениях в enthymema, encheirema и sorites[253].
Однако порядок трехчленных классификаций нельзя свести лишь к умозаключению, поскольку, как было показано выше, в некоторых случаях мы имеем дело с динамическим семантическим процессом, который можно было бы скорее рассматривать как синтез, нежели как разделение, несмотря на то что процессульность позволяет представить поступательное развитие смысла. Логические законы построения умозаключений также мало способны объяснить тройственные антропологические или теологические модели. Трехчленные конфигурации в семиотике, лингвистике и риторике, казалось бы, воспроизводят существующее положение вещей, то есть в определенном смысле служат прототипами, при этом дело, несомненно, не в причинно-следственной связи, а скорее в иерархии или системообразующих критериях упорядочения[254].
Поиски универсального объяснения для троичных структур в конечном итоге не смогут обойтись без метатриадичных умозрений.
Перевод с немецкого Н. Зандер
Эволюция против истории[255]
(Оге Ханзен-Лёве)
Без эпиграфа
Ю. Н. Тынянов. Промежуток[256]
На дворе стоял 1972 год — хмурые времена застоя, как на постсоветский лад назвали эру Брежнева, — когда я в качестве студента по обмену обитал в общежитии МГУ, изучая не только русский язык, но и прозу советской жизни, обреченной, как тогда казалось, длиться вечно.
Это было отнюдь не наступившее тысячелетнее царство, а скорее изнурительный, не дарующий отдохновения непробудный сон, которым на рабочих местах и в коммунальных жилищах занимались вполне профессионально — в осознании того, что он никогда не кончится. Эволюция человека — после всех катаклизмов и человеческих жертв на протяжении последних десятилетий — обрела состояние покоя. Прогресс был позади, и даже для радикального регресса уже попросту не хватало сил.
В такой атмосфере было весьма кстати нанести визит противнику всех эволюционных процессов и пламенному борцу за революцию и создание нового человека — Владимиру Ильичу Ленину: нет, не в Мавзолее, а в Кремле, точнее, в квартире-музее, которую тогда можно было посетить.
