Энергия кризиса. Сборник статей в честь Игоря Павловича Смирнова - [40]

Толкование среднего звена триады становится отправным пунктом для теории поэтического или поэтичности, тесно связанной с теорией восприятия: на основе предполагаемой аналогии между языком и поэзией (поэтический язык обнажает языковую структуру) в рамках трехсоставной описательной модели внутренняя форма определяется как составная часть или зона действия поэтического в языке. Осознание отношения между звуком и значением или посредством внутренней формы предстает как процесс, как динамическое развитие внутреннего представления, получившее также название «образ». Поэтичность возникает внутри образа, в способе перевоплощения представления об объекте в слово; образ, однако, обеспечивает видимость объекта, то есть становится эстетически воспринимаемой связью между внешней формой и содержанием-значением.

Треугольник используется, как диаграмма, с целью продемонстрировать сочетание трех факторов и «объяснить» их взаимосвязь. Он представляет значимую как для лингвистов, так и для литературоведов графическую модель, принадлежащую к традиции семиотического треугольника и сохраняющую свою наглядную функцию вплоть до Умберто Эко (и позднее)[240]. Соотнесение внешнего знака значения с сигнификантом, внутреннего знака значения с интерпретантом и «значения» с референтом/сигнификатом кажется вполне убедительным.

Средний член триады является, по-видимому, значимым для семиотического процесса, которого, согласно Потебне, требует художественное произведение, и может быть освещен посредством (терминологически) различных определений, каждое из которых добавляет собственный оттенок к смыслу. В трехчленных концепциях дело всегда обстоит таким образом, что сигнификант и его объект не соотносятся прямо, а нуждаются в посредничестве дополнительного элемента.

Этот элемент, занимающий сложную позицию между носителем знака и объектом, располагается на вершине равностороннего треугольника. Он используется в качестве «значения», «определения», «идентификатора», «интерпретанта», «отсылки», «представления», «внутренней формы» между «словом», «обозначающим», «представителем», «сигнификантом» и «объектом», «вещью», «понятием», «денотатом».

В трехсоставной системе: 1) голос (τα ’εν τή φωνή); 2) движения души (’εν τή ψυχή παθήματα), 3) вещи (τα πράγματα), развитой Аристотелем в лаконичных рассуждениях в первой граве его сочинения «Peri Hermeneias» («De interpretatione», «Об истолковании»), сформулирован следующий принцип: «произнесенные слова — это знаки представлений в душе, а написанные слова — знаки произнесенных слов. Подобно тому как письменные знаки не у всех людей одинаковы, так же и слова не у всех людей равны; но представления в душе, чьими непосредственными знаками являются слова, у всех людей одни и те же, равно как и предметы, чьими отражениями являются эти представления, везде одинаковы»[241].

Таким образом, предполагается тройная взаимосвязь между знаком (произнесенным словом, Аристотель также вводит букву в качестве самостоятельного знака), обозначаемым (предметом) и представлением («в душе»)[242].

Чарльз Сандерс Пирс так определяет семиозис: «действие или воздействие, которое вовлекает во взаимные отношения три элемента — знак, его объект и интерпретант; это тройственное взаимодействие никоим образом не разрешимо на уровне отношений между любыми двумя его членами»[243]. Термины action/influence (действие/воздействие) одновременно подразумевают движение и (воз)действие, как это можно наблюдать в лингвистической философии, наследующей гумбольдтовской традиции.

Пирс вводит в обиход понятие «триадомания», а точнее, предлагает ввести этот термин в психиатрию для обозначения так называемой болезни трех цифр, которой сам он, по собственному мнению, не страдает. То, что он был буквально опутан триадами, доказывают его сложные, множество раз истолкованные семиотические вычисления, чье значение для логики и семиотики являлось предметом неоднократного обсуждения. В первую очередь значение приобретает основополагающая онтологическая триада. Она состоит из местоимений: I, Thou, It. «It — это материальный мир ощущений; Thou представляет дух/интеллект (предмет психологии и неврологии); I представляет абстрактный мир (предмет теологии)». I, Thou, It, местоимения[244], представляют нисходящее устройство бытия, первостепенность, второстепенность и третьестепенность. Настораживает здесь не только онтологический постулат, но и сами трехсоставные определения, образующие переплетенную панораму семиотических подтриад: изображение, объект, интерпретант/знак, указатель, символ/свойство, факт, репрезентация — с их дальнейшими под- и под-подразделениями. Помимо онтологической, семиотика Пирса имеет и фундаментальную логическую направленность, рассматриваемую в контексте современной логики[245]. В силлогистической области дедукции, индукции и абдукции Пирс создает семиотические модели, то есть объясняет логику с помощью семиотики. Должно быть, это максимально возможный троичный союз между указанными дисциплинами. Кроме того, Пирс усматривает в христианском триединстве доказательство безграничности триад, утверждая нечто вроде метафизики семиотики.