Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза - [2]
В этом определении, как и во множестве ему подобных, правильно перечислены признаки этнического коллектива, но нет самого главного. Слово «этнос» имеет два основных значения: во-первых, так называют некий людской коллектив, этническую общность (синоним понятия «народ»); во-вторых, «этнос» – это связь, объединяющая людей в данный коллектив. Причём самое важное и коренное в понятии «этнос» – именно этническая связь. Достаточно выявить специфический характер этнической связи, и этнос будет уже невозможно спутать ни с каким другим людским коллективом. Именно потому до сих пор не было дано удовлетворительного определения этноса, что искомая специфика постоянно ускользала.
Легко показать и многократно уже было показано, что этническая связь не идентична ни одному из вышеперечисленных признаков, – ни язык, ни культура, ни религия, гражданство, общность территории и т. д. не являются универсальным этническим определителем. То есть ни один из них не содержит в себе собственно этническое. А если этнического нет ни в одном из признаков, то его не будет и в совокупности этих признаков: сумма нулей равна нулю.
Да и вообще, уподобление этноса одному из признаков социальной классификации равнозначно отрицанию этноса как реальности. Кое-кто из философов и социологов, поняв, что этнос не существует как социальный феномен, поторопились объявить его явлением мнимым, не существующим. Но это ошибка, так как отсюда следует лишь тот вывод, что если этнос реален, то он имеет не социальную природу.
Некоторое оживление в это унылое положение дел внёс Лев Гумилёв, объявивший этнос феноменом биосферы. Он верно определил, что этнос – явление не социальное, что «этнос и социум понятия несоизмеримые и лежат в разных плоскостях». Но гумилёвское определение этноса вряд ли можно признать удачным. Вот одно из них: «Этнос – феномен биосферы или системная целостность дискретного типа, работающая на геобиохимической энергии живого вещества в согласии с принципом второго начала термодинамики»[2].
На первый взгляд очень сложно и заумно. Но, присмотревшись внимательнее, замечаешь, что за сложной терминологией скрывается элементарная суть. Под определение, данное Гумилёвым, подпадает практически любая биосистема, – поскольку все они феномены биосферы и представляют собой системные целости. Все биосистемы работают на энергии живого вещества; в каждой из них выполняется второе начало термодинамики (равно как первое и третье). Но при чём тут этнос? Стремясь вырваться из рамок шаблонного определения, Гумилёв ещё более необозримо расширил его границы. Если под официально признанное определение подпадают разного рода социальные системные общности, то под определение Гумилёва подпадают вдобавок и множество биологических систем.
Разумеется, раз этнос существует в природе, то он «феномен биосферы». Такой же феномен биосферы, как и любой другой объект, существующий в природе и оказывающий воздействие на окружающую среду. В таком качестве этносом могут заинтересоваться биологи, экологи и географы. И тогда возникнет отрасль естественных наук под названием этнобиология или этноэкология, или ещё какая-нибудь, которая и займётся разработкой данной темы.
Однако наука этнология, сама по себе, есть нечто совершенно иное. Определять её как «естественную», «географическую» – есть просто недоразумение. В России этнология традиционно являлась составной частью исторической науки. И это не случайно: этнос, прежде всего, явление историческое и за пределами исторического процесса неизвестен. При этом надо исходить из понимания исторического процесса, как в основе своей, процесса становления личности. В природе же всё переходит во всё, царит вечное превращение и вечное возвращение к самому себе, а потому и не существует никакой истории.
Возможность применения в этнологии методики естественных наук не делает её (вопреки мнению Гумилёва) естественной наукой. Ведь та или иная методика является общим достоянием науки как таковой. Если какие-то методы были впервые выработаны в рамках одной дисциплины, это не значит, что они – её исключительное достояние. С равным успехом они могут быть использованы в других науках, и между естественными и гуманитарными дисциплинами здесь принципиальной разницы нет. Николай Данилевский и Константин Леонтьев применили естественную систематику и категории к разработке исторического процесса и на основе этого добились известных значительных результатов. Но предмет их рассмотрения не изменился – история осталась историей.
Лев Гумилёв утверждал, что этнология – наука естественная, потому что существование этноса связано с изменением ландшафта. Насчёт изменения ландшафта, конечно, верно, – но тут смотря что поставить во главу угла. Если предмет рассмотрения – ландшафт, а этнос трактуется как сила, воздействующая на оный, – тогда это действительно естественная, географическая наука… но не этнология, а ландшафтоведение. Если нас интересует жизнедеятельность организмов и биосистем, а воздействие этноса – лишь один из факторов, влияющих на них, – то это опять-таки естественная наука, но не этнология, а экология. Если же предмет нашего рассмотрения этнос, а его взаимодействие с ландшафтом или биосферой есть лишь аспект его существования в той или иной стадии этногенеза, то здесь перед нами именно этнология – историческая наука, так как предмет её – исторический феномен. Что, впрочем, Гумилёв и сам невольно подтверждает, разрабатывая свою концепцию этногенеза исключительно на историческом материале, поскольку иного просто не существует.
