Энеида - [28]

На жерди перед самым валом

Несчастных Низа с Эвриалом

Головки буйные наткнуть.

Троянцы с вала различали,

Чьи головы вблизи торчат,

И горькой предались печали,

Утративши таких ребят.

Ужасный слух про их кончину

Потряс троянскую дружину,

И слезы проливала рать.

Оцепенев от скорбной вести,

Едва не умерла на месте

Старуха, Эвриала мать.

Как будто разум потеряла:

Седые волосы рвала

И в грудь со стоном ударяла,

Лицо щипала и скребла.

Вдоль вала бегала бабуся.

Когда же голову Эвруся

Она узнала на колу —

Еще сильнее заметалась:

Вопила, ерзала, каталась

И распростерлась на валу.

Истошным голосом завыла:

«Сыночек, свет моих очей!

На то ль тебя я породила,

Чтоб сгинул от лихих людей?

Чтоб ты в недобрую годину

Увел старуху на чужбину

Свой век в сиротстве коротать?

Моя ты радость и отрада!

Моя заслона и ограда!

Ты на кого покинул мать?

Куда идти убогой, хворой?

Кто злую долю облегчит?

Кто будет мне в беде опорой?

Кто участь горькую смягчит?

Теперь прощайте все поклоны,

Что получала во дни оны

От вдов, девчат и молодиц

За брови дивные собольи,

За очи ясные сокольи…

Ты был красою вечерниц!

Найти бы мне твой труп казацкий

И тело белое обмыть.

Назло дружине супостатской

В могилу с честно проводить.

О боги!Я ли в том повинна,

Что вы единственного сына

Дозволили обречь на смерть

И молодецкую головку

Над бедной матерью в издевку,

Как тыкву, насадить на жердь?

Недолго наживет на свете,

Рутулы, ваш собачий род!

Пусть вас казнят родные дети!

Пускай издохнет ваш приплод!

Как жаль, что я не зверь, не львица,

Не кровожадная волчица,

Чтоб вас, убийцы, растерзать!

Чтоб, исторгая рев из пасти,

Рвать сердце с требухой на части,

Мослы с рычаньем разгрызать!»

Тут не один троянский воин

Сочувственные слезы лил.

Прощаньем горестным расстроен,

Асканий нюни распустил.

Сильнее всех сморкался, хлипал,

На недругов проклятья сыпал

Энея доблестный сынок.

С поклоном подступивши, бабку

Схватил Энеевич в охапку,

В землянку с вала уволок.

А тут кричат и трубят в трубы,

В свистелки дуют и в рога,

Вопят, брат брата лупит в зубы,

Враг налетает на врага.

Тут — ржанье конское и топот,

Там — гомон, стукотня и ропот,

Смятенье, сто напастей злых!

Так сбитень пенится горячий,

Так в кабаке шумит подьячий.

Хоть, вправду, выноси святых!

—Гей, муза! —к панночке стыдливой

Взмолюсь. — Приди, хоть на часок!

Прошу тебя, не будь спесивой

И помоги сложить стишок.

Ты дай мне силу и уменье,

Чтоб мог я описать сраженье.

Здесь должен твой звучать язык!

Ты, девка, слышно, не брыклива,

Да жаль, от старости сварлива.

Прости! я брякнул напрямик,

И в самом деле провинился:

Девицу старой объявил,

Хоть с ней никто и не любился,

Не женихался, не шутил.

Ох, сколько муз таких на свете,

Во всяком городе, в повете!

Покрыли б доверху Парнас.

Я музу кличу не такую:

Веселую и молодую;

А старых — залягай Пегас!

Рутулы кинулись на стены,

Карабкаются, как жуки.

Свирепый Турн, покрывшись пеной,

Кричит: «Дружнёнько, казаки!»

Троянцы тоже не зевают,

Швырять каменья поспевают,

Рутулов плющат, словно мух,

Толкут, как в ступе, вражье семя.

Рутулы упустили время,

И ослабел в них бранный дух.

Троянцы до седьмого пота

Врагов молотят и крошат.

Спорится у троян работа,

Рутулы, как вьюны, пищат.

И Турн велит, обеспокоен,

Из маслобитен, воскобоен

Свезти немедля толкачи.

Тотчас перед его очами

Явились вместе с толкачами

Bcе воскобои-силачи.

И, как таранами, без счета

Пошли они удары класть.

Гремели и тряслись ворота,

От боя вся трещала снасть.

Турн силы вдвое прибавляет,

Он сам тараны направляет,

Ворота с петель сбить велит.

Упали!.. Стуком оглушили,

Троянцев многих сокрушили,

И Турну в крепость вход открыт.

Мне муза молвит: «Не пугайся!»

— «Беда троянцам! Как же быть?»

— «В чужую сказку не мешайся!

Не в силах Турн их победить!»

Троянцы, в грохоте и громе.

Преграду громоздят в проломе.

За нею грудью встала рать.

Рутулы бесом извивались,

В пролом, однако, не совались,

И Турн не знал, что предпринять.

Был Геленор боец на славу,

A Лик — кулачник и горлан.

Под стать степному волкодаву

Был краснорожий сей мужлан.

Обоим по колено море,

Безделица — любое горе,

Забава — головы срывать.

Друзьям давно уж не терпелось:

Как для корысти им хотелось

Тычков рутулам надавать.

Плечищами толпу раздвинув,

Пан Геленор и красный Лик,

Протиснувшись, жупаны скинув,

Сквозь кутерьму, содом и крик,

Рутулов тасовали славно,

А те вручали им исправно

Квитанцию в своих долгах.

Лик только тем и отличился,

Что пану Турну изловчился

Заехать в зубы впопыхах.

Но Турн великий был разбойник.

Он Лика сплющил в один мах.

С разбитым носом Лик, покойник,

Лежал у недруга в ногах.

Туза смертельного в ту пору

Успели дать и Геленору,

Погиб второй головорез.

Рутулов это взвеселило

И так сердца их ободрило,

Что и трусливый в драку лез.

Нажали дружно, напустились,

Рутулы кинулись на вал.

Троянцы, словно черти, злились,

Рутулов били наповал.

Вокруг вздымались пыли клубы,

Трещали кости, ребра, зубы.

Из губ, носов хлестала кровь.

Кто бил, кто резал, кто рубился,

Кто вверх тормашками валился,

Кто полз и поднимался вновь.

Ожесточившись без предела,

Все до надсады бились тут.

Упорство всеми овладело,

И каждый стал не в меру лют.

Лeгap, пестом хватив с разгона.

Дух выпустил из Эмфиона

И зубы стиснул сам навек.

Лутеций бил Илионея,

Циней — Арефа, тот — Цинея.